Сама мисс Амелия, странно сказать, казалось, ничего этого не ведала. Большую часть дня провела у себя наверху. Когда же спускалась в лавку, мирно бродила по всей комнате, засунув руки поглубже в карманы робы и наклонив голову так низко, что подбородок утопал в воротнике рубашки. Ни единого пятнышка крови на ней. Часто она останавливалась и просто стояла, мрачно уставясь на щели в полу, покручивая выбившуюся прядку коротких волос и шепча что-то себе под нос. Но в основном — наверху сидела.
Настала тьма. Дождь в тот день остудил воздух, поэтому вечер был тускл и мрачен, прямо как зимой. Звезд на небе не было, зарядила меленькая льдистая морось. Лампы в домах, если смотреть на них с улицы, мигали фитильками угрюмо и скорбно. Поднялся ветер — но не с болот, а с холодных черных сосняков к северу.
Городские часы пробили восемь. И по-прежнему — ничего. Безрадостная ночь после гнетущих дневных пересудов на некоторых нагнала страху, и они остались дома жаться к своим очагам. Другие сбивались в кучки. Человек восемь-десять сгрудились на веранде лавки мисс Амелии. Они безмолвствовали — просто ждали, на самом деле. Они и сами не знали, чего поджидают, но так уж случается: стоит времени напрячься, стоит неотвратимо подступить какому-то великому действу, мужчины собираются вместе и ждут вот так вот. И немного погодя начинают действовать — все разом, не по замыслу или воле кого-то одного, но как если бы все их инстинкты слились воедино, и решение бы принял не кто-то один, а все вместе. В такие времена никто поодиночке не колеблется. И уладится ли дело миром или же этот совместный порыв выльется в погром, насилие и злодеяние — зависит уже от судьбы. Вот мужчины и ждали трезвомысленно на веранде лавки, и ни один не сознавал, что они станут делать, но втайне все знали, что должны просто ждать и что час уже почти пробил.
И вот дверь в лавку отворилась. Внутри все было ярко и как обычно. Налево — прилавок, на котором хранились горбыли белого мяса, леденцов и табака. За ним — полки с солониной и провиантом. С правой же стороны лавки держали по большей части сельскохозяйственную утварь и тому подобное. В глубине, налево, имелась дверь на лестницу, и она была открыта. А в дальнем правом углу — еще одна дверь, в комнатку, которую мисс Амелия называла своей конторой. И она теперь тоже была открыта. И в восемь часов того вечера мисс Амелия сидела там за своей конторкой с авторучкой и считала что-то на листках бумаги.
