Денис Дубровин
«За закрытой дверью»
Старая бетонная лестница. Ступени, сглаженные, стертые в центре, по краям очерчены темно-бордовой краской. Шесть пролетов, третий этаж. И так каждые три недели. Лестницу Иван ненавидел едва ли не больше, чем то, что ждало в конце недолгого подъема. Тяжелая металлическая дверь с узким окошком на высоте лица. Три гулких удара по железу. Эхо отражается от стен, скатывается вниз. Скрежет. На чистый бетонный пол падает косой желтый луч, врывается в закоченевшую тишину музыка. Даже не спрашивают, кто пришел.
Иван потянул полотно на себя, шагнул внутрь. В тесной комнате тепло, даже жарко, горит яркий свет, из притулившегося на полочке магнитофона гремит нечто невообразимое. Жги электричество сколько хочешь — это привилегия. Единственная. Старая вахта уже стоит собранная, одетая. Два человека, отсидев неделю в закрытом, без окон, помещении, явно не собираются затягивать свое пребывание здесь еще хотя бы на минуту.
С глухим звяканьем встал на пол бидон с едой. Ваня стянул промокшую шапку и огляделся, чувствуя, как уже привычная оскомина превращается в горький комок в груди, в тошноту, желание бежать отсюда не останавливаясь. Дед постоянно повторяет одно и то же: «Назвался мужиком, изволь соответствовать». Поэтому парень произнес только одно слово:
— Как?
— Хреново, — немедленно откликнулся один из сменяющихся, спешно накидывая на плечи лямки рюкзака. — Еще хуже, чем раньше. Этой ночью кто-то стучал. Изнутри.
В тесной комнате повисло молчание. Четыре пары глаз сошлись на еще одной двери, расположенной точно напротив входной. Более массивная, тяжелая, крашенная оранжевой краской, и, конечно же, запертая. Но Иван знал, что ее придется открывать. Ровно семь раз.
— Ладно, мужики, бывайте. Удачи вам. И это… держитесь, короче.
Сменившаяся пара вышла на лестничную клеть, загрохотали по ступеням сапоги. Глухо лязгнула, закрываясь, дверь. Напарник Ивана по имени Дмитрий задвинул рывком взвизгнувший засов и прислонился спиной к металлу. Поднял бледное лицо к потолку, глубоко и судорожно вдохнул. Постоял так какое-то время, не замечая, как снимает бушлат товарищ, прислоняет автомат к стене. Открыл, наконец, глаза.
— Господи, как же я не хочу! Когда уже это кончится, а?
— Не ной, Димон. Всего лишь неделя.
— Целая, Ван. Целая неделя…
* * *
Мать предпочитала Ивану не рассказывать о том самом дне, но в этом ее заменил дед Саша. Матерый деревенский мужик, прапорщик в вынужденной отставке, он никогда не страдал ненужными комплексами и сантиментами. От него-то маленький Ванька и узнал, что когда-то случилась большая война, и люди разнесли в щепки свое будущее, а заодно и весь привычный мир. Жесткое излучение, ядерная зима, отравленные кислотные дожди. Последствия оказались куда хуже апокалиптического безумия.
