Урбана — не рядом, и можно было уточнять в собственном уме детали workshop. Вообще, он был главным делом, так что теперь получались почти что каникулы. Для важности можно добавить, что чикагский Northwestern входит в топовую десятку в США. Понятно, мое попадание туда на workshop не моя заслуга, а Кутика: такова, значит, сила его позиции. Которая, с другой-то стороны, основана на разделяемых нами творческих позициях по части меташколы и всего такого прочего. Ну, дело сделано, едем в Урбану, говорить об общегуманитарном.
С утра уже едем, Кутик ведет, а я, не вполне еще проснувшийся, думаю о вчерашнем — ну почему бы и не подумать? Формат лекций тут не совсем такой, как в Европе. Если время лекции час с чем-то, то лекция займет минут двадцать, потом — вопросы и ответы. Безусловно, вопросы будут заданы. Не потому, что так положено, но чтобы выяснить конкретно, о чем была речь. Это я знаю — годом раньше выступал на конференции в нью-йоркской Колумбии. Но там было в расслабленном варианте: все-таки конференция, где большую часть слушателей составляли участники. Тут-то жестче.
Ну и вот, рассказываю я о descriptive-прозе и ее отличиях от нарративной. О том, чем descriptive-проза отличается от других дескриптивных форматов, типа нон-фикшна, эссеистики и т. п. О том, что в ней требуется еще то да се, потому надо поступать так и этак — чтобы сдвинуть фактуру и вытащить текст из plain-описания. С уточнениями до самой простой схемы: смысл такого письма в том, что читателю не сообщается о какой-то произошедшей с кем-то истории, а выстраиваются пространство и обстоятельства, внутри которых читатель сам ощутит то, что ему и предлагается ощутить. Да, такой тип письма можно рассматривать как literature art, рубрика не «литература», а «современное искусство». Фактически словами делается то же самое, что и в случае акций, перформансов и т. п. И еще много всяких нюансов, но о них надо думать уже на практике, примерно в таких-то случаях.
Как-то я это все рассказал, следуют вопросы — о них-то и речь. Дело в том, что сама эта идея (насчет descriptive prose — еще бы ладно) про прозу как contemporary art для них (человек двадцати) была вовсе не типичной. Вообще это скорее европейская штука. Но вопросы оказались правильными, что и удивило, заставив теперь их вспоминать.
Например, спрашивают: вот вы про дескрипции говорите, а русская проза же чисто нарративна. Вы себя ей явно противопоставляете? То есть даже так: то, что противопоставляете, это понятно, но это было принципиальным, намеренным или как-то сложилось само по себе? Да, о том, что я не российский русский, а латвийский, отчего у нас с нарративами ситуация другая, я не упоминал. Было бы некстати, речь бы ушла в боковые детали. Теперь же в ответ рассказываю, поясняю отличия, уточняю, что нам логичнее работать дескрипциями, но это, разумеется, не является общим правилом для всех русских, которые пишут вне России. Наша ситуация лишь дает дополнительный повод сообразить, что бывает и такой вариант письма. Конечно, здесь не было принципиального решения поступать наперекор — все можно объяснить и простыми причинами, просто — это естественно. Задавший вопрос удовлетворен, большой черный умный человек.
