– Если мы сейчас заберём всё, чем владеет ребе, то потеряем ту невероятную прибыль, которую он приобретёт через год. Не разумнее ли будет дождаться, когда деньги Ицхака увеличатся в пятнадцать раз, и только тогда войти в его хранилище?
Люпус вздохнул. Кашлянул сдавленно. Подвигал бровями.
– Нет, – сказал он после небольшой паузы. – Ицхак не смог бы заработать тех денег, о которых он с таким воодушевлением возмечтал.
– Но почему, патер?
– Да потому, Филипп, что у иудеев есть одно вечное, проклятое слово: «Мало». При виде денег ни не способны остановиться! Любой иудей, например, как только доберётся до власти, позволяющей взимать налог с населения, безудержно разоряет местный народец. Потом доведённые до отчаяния люди приходят и закалывают его вилами. А всех его родственников разделывают топорами. Так было много раз, во всех странах, достаточно вспомнить историю. Иудеи однажды доводят свой гнёт до такого предела, когда государство вынуждено очищать от них всю страну. Кстати, здесь, в Англии, это было сделано в пятнадцатом веке, указом короля Эдуарда.
– Но… как это связано с Ицхаком? Он ведь не собирается грабить всё население, а лишь обрушить суконный рынок. Суконный, а не мясной, не соляной и не хлебный!
– Впрямую связано, мой драгоценный Филипп! Впрямую! Ицхак всю свою мудрость употребил на рассчёт – как каждый вложенный в дело фунт увеличить в пятнадцать раз. И не проницает, что рыночные законы, на которых он строит этот рассчёт, однажды дезавуируют, уничтожат!
– Но кто и как?
– Тот и так, кто способен и хочет.
– То есть… Король?!
– Да. Король. Государство. Неужели ты думаешь, что военное ведомство станет терпеть убытки? Безропотно перекладывать свои деньги в карман одного умного лондонского иудея? Нет. Достаточно будет пустяка. Бумажки. А именно – указа, повинуясь которому по городам Англии пойдут алые мундиры, с свинцом и штыками. И все суконные лавки, на устройство которых Ицхак употребит свои деньги, закроют. Сукно заберут – и бесплатно. А иудеев разгонят. И заметь, все рыночные торговцы, все простолюдины будут плясать на площадях и приветствовать горестные вопли разорённых Ицхаковых родственников. Придут и к Ицхаку и все деньги из хранилища перевезут в королевскую казну. В счёт покрытия убытков, которые никто и не станет подсчитывать. Солдаты заберут всё.
– И наше золото тоже.
– И наше золото тоже.
Филипп помолчал. Потом, покачиваясь в раскатившейся по хорошей дороге карете, задумчиво проговорил:
