От Артура нам не попало. Наверно, потому, что он сам сходил неудачно. Они обнаружили фашистский штаб, но не там, где ожидали, а километрах в десяти за линией фронта. Артур незаметно подошел к часовому и схватил его винтовку. Одновременно справа и слева от часового появились Факунда и Амарильо. Все это произошло для часового совершенно неожиданно, и, поскольку ему не успели зажать рот, он заорал во все горло… Пришлось скрыться, гарнизон поселка был сильным. Неудача заставила Артура немедленно начать подготовку к новой операции. Нужно было что-то решать и с Мануэлем.
— Мануэль должен уйти, — заключил Хосе.
В это время из дверей казармы вышел Мануэль. Он, наверно, слышал последнюю фразу и насупился. Странно было видеть суровым его румяное лицо.
— Пойдешь в строевую часть, — сказал ему Хосе.
— Не пойду.
— Пойдешь, — подтвердил Рафаэль.
Остальные молчали. Молина передернул плечами, но все-таки промолчал. Голосовать не стали. Упрямство Мануэля возмутило даже тех, кто его жалел. Разговор прервало появление Паскуаля с машиной. Мы думали, что приехал командир, но оказалось, что машину прислали за мной. Я наскоро попрощалась и поехала в Гвадалахару. На другой день Мануэль пришел к нам. Мы думали, что он что-нибудь пообещает, но Мануэль попросил только не отчислять его.
— Ты будешь нести службу вместе с товарищами? — спросил Артур.
Мануэль отрицательно покачал головой.
— Ты понимаешь, что я должен отдать тебя под суд?
— Понимаю.
— Мануэль, ты понимаешь, что потом мы уже ничего же сможем изменить?
Мануэль отвернулся и опустил голову. Ретамеро потрогал его за плечо и постарался заглянуть в глаза.
— Если ты не уважаешь закон и товарищей, то пожалей хоть себя!
Все глаза были обращены на Мануэля, в них были тревога и растерянность. Никто не нашелся, что еще можно сказать. Бонилья стоял, прислонившись к дереву, и казалось, он ничего не слышит. Временами он кашлял, а дрожащие пальцы не могли справиться с платком. Неужели Мануэлю не стыдно перед Бонильей? Я переводила взгляд с одного бойца на другого, стараясь понять их чувства. Хосе терпеливо ждал, что Мануэль хотя бы объяснит свое поведение. Не дождавшись, он резко сказал:
— Кто дежурные? Отвести Мануэля в штаб вод конвоем!
Сальвадор и Маноло встали рядом с винтовками в руках.
— Хосефа, ты ничего не скажешь?! — кинулся ко мне Молина. — Он бросился в реку, когда ты тонула…
— Пусть бы он лучше швырнул меня обратно в воду…
Больше я ничего сказать не могла, голос не слушался, и куда-то девался воздух. Говорят, что когда человек постигает горе или тяжелое испытание, он закаляется. Не знаю… Мне кажется, что за эти минуты я просто постарела…
