Возвращаясь в помещение, Борский услышал последние слова. Лицо его перекосилось: он понял, что пленный остался неумолим.
— Так вы напишете такую бумагу? — вновь спросил злодей, обращаясь к Солиньяку.
— Нет!
— Ладно… Тогда я подвергну вашу жену самым невыносимым пыткам, и вы уступите!
— Нет! — в один голос воскликнули Солиньяк и Клавдия.
А затем молодая женщина добавила:
— Плевала я на ваши пытки! Я презираю вас и нисколько не боюсь, потому что вы — трус!
Со сжатыми кулаками оскорбленный бандит набросился на пленницу. Связанный по рукам и ногам Бессребреник ничем не мог помочь своей супруге и лишь хрипел от ярости и бессилия. Но русский внезапно передумал и позвал кого-то. Тотчас появились пятеро помощников. Они втащили жаровню с горящими углями и раскаленные железные прутья. Клавдия закрыла глаза, мысленно представив то, что ее ожидало. Солиньяк, вытаращив глаза и открыв рот, наблюдал за действиями разбойников, а затем стал обзывать Борского всеми ругательствами, которые только приходили на ум. Однако бывалого каторжника ничто не могло задеть, и он вновь хладнокровно спросил:
— Может быть, все-таки подпишете?
— Нет!..
— Приступайте! — скомандовал бандит своим людям.
Те подошли к женщине, сорвали с нее чулки и ботинки, а один из головорезов вынул из жаровни раскаленные щипцы.
Скрестив руки на груди, Борский смотрел на Солиньяка и самодовольно ухмылялся. Затем он снова помахал листком перед носом у француза и прокричал:
— Тем хуже для вас… и для нее! Действуйте!
Палач опустил горячий железный прут на ногу несчастной, и та испустила душераздирающий крик.
— Остановитесь, — выдавил Солиньяк, — я все подпишу!
— Ну, наконец-то! — усмехнулся Борский. — Я знал, что вы нуждаетесь в героизме. — А затем добавил с демонической улыбкой на лице: — Это лишь начало, но мы можем продолжить в любой момент, если вы вдруг передумаете.
— Развяжите руки, я готов вам подчиниться.
Жаровню оттащили, и солдаты, держа пальцы на спусковых крючках и прицелившись в пленных, встали напротив.
Граф взял себя в руки, глаза его как-то странно заблестели, на что Борский, однако, не обратил внимания. Он был слишком занят результатами успешно проведенной операции. Русский освободил Бессребренику правую руку, считая, что этого будет вполне достаточно для написания документа. Бандит думал, что сломил противника и что тот не способен более оказать сопротивления.
Придвинули кусок ствола дерева, служивший столом. У предусмотрительного Борского нашлись даже чернила и перо. Затем пленному развязали ноги: так, с освобожденной одной рукой и ногами, он оказался в состоянии написать документ.
