Через лабиринт. Два дня в Дагезане | страница 5



Тот вошел в комнату, старательно обходя следы.

— Как вы думаете, что это такое? — Мазин показал на темный комочек, прилипший к глине.

Козельский нагнулся.

— По-моему, уголь… Кто-то пришел сюда из котельной?

— Видимо, Укладников, раз наш друг Эдуард… Как вас по батюшке, Семенистый?

— Тарасович, — буркнул Эдик.

— …Эдуард Тарасович сюда не заходил.

— Интересно.

— Может стать интересным, если только старик не пьянствует где-нибудь с приятелями. Я пока придерживаюсь этой наиболее простой версии.

Но, сказать по правде, Мазин уже сомневался в ней.

Ничто больше в квартире не бросилось им в глаза. В комнате геолога господствовал спартанский порядок Железная койка была заправлена по-солдатски, чемодан с небогатым скарбом заперт. У Семенистого же преобладал холостяцкий хаос. К нему Мазин заглянул ненадолго, скользнув взглядом по стене, куда хозяин обильно накнопил кинодив, вырезанных из заграничных журналов. Спросил только:

— Вы здесь постоянно прописаны?

— Куда там! Не знаете вы нашего деда… Три месяца.

— И геолог на три месяца?

— Нет, Борька постоянно. Его еще зять прописал.

Мазин кивнул и вышел из комнаты. Внимательно осмотрел он пожитки Укладникова в стенном шкафу:

— Вы знали его вещи, Семенистый? Все здесь?

— Вроде все.

Эдик явно помрачнел и отвечал неохотно и коротко, совсем не так, как говорил до сих пор.

— В чем он чаще ходил?

— Вот в этом. — Эдик качнул потрепанный пиджачок.

В кармане нашелся паспорт и две рублевые бумажки.

— Не знаете, где он хранил деньги?

— Какие?

— Ну, зарплату, пенсию, то, что от вас получал. Вы же говорите, что деньги у него водились.

— Водились, да нам он про них не докладывал.

— Ладно, потом посмотрим повнимательнее. Если не вернется ваш дед жив-здоров да не выругает нас. А пока спустимся в котельную.

Дорогу опять показывал Эдик. Его первого и увидел напарник Укладникова.

— Ты мне скажи, где твой старый? Сколько я за него торчать должен? Нашли ишака… Мне тут премия не идет, понял?

Мазин, спускавшийся следом по крутой железной лестнице, остановился, слушая сиплую ругань истопника.

— Да помолчи ты, папаша, — перебил Семенистый. — Жалуйся в домоуправление. Вот люди с тобой потолковать хотят.

— Пошел ты со своими людями знаешь куда…

— Куда же, если не секрет? — спросил Мазин.

— А туда… — начал было истопник, но осекся, заметив за его спиной шинель Козельского.

Это был человек неопределенного возраста. Может, ему было и сорок, а может, и все шестьдесят. Но силенка чувствовалась в нем несомненная, крутые плечи распирали черную латаную рубашку. Низколобое лицо выглядело недружелюбно. Угол редкозубого рта и часть выступающего подбородка прикрывал грязный пластырь.