До сегодняшнего дня литература, обращаясь к читателю, использовала уловку, лицемерие которой меня отталкивает. «Я изобразил Наслаждение таким, — провозглашает писатель, — как оно есть, чтобы превознести Добродетель». Это чистейшее ханжество, и я не собираюсь вести этой проторенною тропою читателя романа, действие которого разворачивается в Александрии. Ведь плотская любовь, Эрос во всех их проявлениях и со всеми последствиями были для эллинов чувствами всегда добродетельными и всегда достойными почитания. В древности никогда не сочетали понятие эротики с понятием распутства и бесстыдства, которые через израильтян проникли в христианские религиозные догматы. Геродот писал, например, с изумлением и возмущением: «У некоторых народов показаться обнаженными считается бесстыдным. Это варварство!» Когда эллины или римляне желали оскорбить мужчину, слишком часто посещавшего определенную категорию женщин, они называли его словом, ныне означающим всего лишь безобидного «любителя адюльтера» или что-то в этом роде. Если мужчина и женщина, не связанные узами брака, предавались плотской любви, даже не соблюдая тайны, это считалось их личным делом и никого не шокировало. Именно поэтому никак нельзя оценивать поступки древних с точки зрения современной морали. Именно поэтому я написал свою книгу с той простотой, с какой любой эллин отнесся бы к изложенным в ней событиям и страстям. Я бы хотел, чтобы именно так ее и воспринимал современный читатель.
Великая литература античности — вовсе не предмет лишь для изучения в колледжах. Однако если бы актер сыграл роль Эдипа без купюр, полиция приостановила бы представление. Если бы г-н Леконт де Лиль не вымарал из Феокрита изрядные куски, на его книгу был бы наложен арест при поступлении в продажу первых же экземпляров. Аристофана считают гением, однако при том у нас есть замечательные отрывки из множества комедий более чем ста тридцати других эллинских поэтов, среди которых Алексис, Филетэр, Страттис, Кратинос, оставивших нам великолепные творения, однако же пока еще никто не осмелился перевести с древнегреческого сей «бесстыдный сборник».
Пытаясь защитить эллинские нравы перед современной моралью, обычно цитируют труды нескольких философов, которые порицают Эрос и эротическое наслаждение. Однако тут налицо явная путаница. Эти редкостные в Элладе моралисты порицали вообще все излишества без различия, при этом для них не существовало никакой разницы между женщиной и кубком фалернского, между оргией в постели и оргией застолья. Современный нам француз, который заказывает в каком-нибудь парижском ресторанчике для себя одного ужин стоимостью в шесть луидоров, показался бы тем древним ханжам виновным ничуть не менее, нежели другой парижанин, который вознамерился изведать сладость любовных объятий прямо на улице, где-нибудь на Пляс де Конкорд, к примеру. К счастью для Эллады, все слишком суровые моралисты расценивались античным обществом как опасные сумасшедшие: их высмеивали со сцены, им отвешивали тумаки на улицах, тираны низводили их до уровня придворных шутов, а свободные граждане ратовали за их изгнание из столицы... Однако же все позднейшие моралисты, со времен Ренессанса до наших дней, представляли античную мораль как вдохновительницу их убогой добродетели, совершая тем самым сознательный исторический подлог. Если античная мораль и властвовала над умами своих современников, если она и заслуживает, чтобы люди нашего века взяли ее за образец, то лишь потому, что никто, как она, не смог более точно и безошибочно отличать хорошее от дурного, праведное от неправедного, исходя из критерия прекрасного; никто не смог более откровенно провозгласить право каждого человека искать личное счастье — в тех рамках, которыми он ограничен подобным же правом другого человека, — и никто не смог так убедительно провозгласить, что под солнцем нет ничего более блаженного и священного, чем плотская любовь, Эрос, ничего более гармоничного и прекрасного, чем человеческое тело.
