Вот истинная правда, я никогда не мечтал сложить голову за кого бы то ни было, но наш фельдфебель — к которому потом прилипла кличка «Цукерл»[5] за то, что он любил «с вывертом» щипать новобранцев за щеки, оставляя синяки, и шипя со злобным сладострастием: «Бист ду, абер, зюс»[6] (верный знак, что он взял тебя на мушку) — так вот, наш фельдфебель так пристально сверлил глазами наш строй, следя, все ли кричат «Ура!», что, думаю, поручик видел даже гланды в наших глотках.
Затем Фредди Шауэр доверительно сообщил нам, что ситуация на фронтах — лучше некуда, что победа никогда не была так близка и что нам выпала великая честь принести ее на остриях своих штыков. Я не слишком разбираюсь в военной стратегии, поэтому мне не стало ясно, как мы сможем принести ее на остриях своих штыков, эту победу, если до того нам предстоит, согласно заветным мечтам, сложить головы в жестоких битвах на поле боя. Скорей всего, это был образец патриотической поэзии как таковой, как выразился бы мой дядя Хаймле. Не уверен, тогда ли уже я рассуждал подобным образом или это мои нынешние мысли (не буду строить из себя юного умника), потому что лишь гораздо позже, еще в ту, и потом, в следующую войну, съев бессчетное количество селедочных голов, я понял подоплеку патриотических призывов. Кстати, о селедке. Ехали как-то раз в поезде еврей и поляк. Поляк раскрыл свою кошелку, вынул из нее жирную вареную курицу и стал ее уплетать, а еврей, последний бедняк, достал самую дешевую в мире еду — селедочные головы — и принялся за них с простым хлебушком. Поляк возьми да спроси: «И почему вы, евреи, так часто едите селедочные головы?» — «От них человек умнеет», — ответил еврей. «Да ты что! — удивился поляк. — Тогда продай мне пару штук». Еврей продал ему головы, поляк их съел. А потом спрашивает еврея: «Что ж ты взял с меня по рублю за голову, если кило целой селедки стоит пятьдесят копеек?» — «Вот видишь, — невозмутимо заметил еврей, — ты умнеешь на глазах».
Так вот, я хотел сказать, что мудрость приходит с пережитым, то бишь — с количеством съеденных селедочных голов, ну, ты, мой читатель, понимаешь, что я имел в виду.
Время шло, нас учили штыковым приемам — «шварк-шварк»! Затем — «Ложись!» — плюх в лужу — «Отставить!» «Ложись!» «Отставить!» «Ложись!» Стыдно сказать, сколько раз фельдфебель Цукерл подходил ко мне, персонально ко мне — у этого усатого индюка глаза были даже на жопе — щипал меня до синяков и шипел:
