— Все звучало недостаточно убедительно?
— А хоть что-то в этой истории может так звучать? Красиво — да. Местами даже литературно. Но доказательств — ни единого. Для меня, по крайней мере.
Он продолжал весело на меня глядеть.
— Чему вы улыбаетесь? — спросил я, доставая из кармана заветную коробочку.
— Ничему. Просто впервые в жизни сталкиваюсь с тем, кто мне не верит. Обычно мне верят чересчур опрометчиво. Так что не знаю, как себя вести в таких вот случаях. Хотите — перестану улыбаться?
Таблетка озлобленно скребла пищевод.
— Так какое, вы говорите, расстояние должно быть между вами и другим человеком, чтобы он начал что-то припоминать?
— Полметра где-то, не больше. Но я этого не говорил. А зачем вам?
Я продолжал глотательные движения. Это было похоже на схватки перед родами новой мысли.
— О нет! Вы же не хотите сказать, — он затряс головой. — Нет! Нет, нет, нет!
Таблетка, кажется, добралась до пункта назначения. Я заговорщически подмигнул моему визави.
— Почему нет? Уж это-то для вас не должно быть проблемой…
— Это? Это — проблема всей моей жизни!
— Может быть. Но для меня пока что — только слова.
— Вы понимаете, насколько это мучительно? Это дьявольски неприятно даже в лучшем случае — как там, в кафе. А в худшем…
— Я все понимаю, — соврал я и замолчал. Твердость и только твердость! Никаких дебатов.
— Мне страшно, — произнес он шепотом.
— А чего бояться? Вы со мной. К тому же мы в машине, я даже не буду глушить мотор.
Он опустил голову. Но почти сразу вскинулся — с той нарочитой бодростью, которой человек тщится укрепить себя в тяжелом решении.
— А, к черту! Ради вас я готов на что угодно, — и он снова улыбнулся. — Ну… Ну, пусть будет вон тот, у остановки. В кепке — видите?
— Нет, не надо. Что этот, что те в кафе… Я должен сам выбрать.
Я чиркнул зажиганием и положил на руль ру…
* * *
…ки следователя покоятся на гладкой, без единой кляксы и царапины, столешнице, а сам следователь все чаще опускает на них глаза. Он не раздражается, не нервничает, и глубокая, отрешенная задумчивость не перепахала его лоб морщинами. Просто пришел час устать — и об этом твердит черное от осенней ночи окно.
— Значится, так…
Он постукивает ручкой по столу, оглядывая меня с головы до ног и обратно. Точно пытается придумать мне имя или легенду.
— Значится, так! — Бросок ручки на стол знаменует конец его колебаниям. — Придется вам пока побыть у нас. Эту ночь — точно.
— Но…
— С вами хотят побеседовать. Высокое начальство.
