Борис почувствовал, что прекрасная конструкция, которую он кропотливо создавал в своих мыслях, рушится; нет, она не погребла его под обломками, но смотреть на эти руины было невыносимо больно. Он свернул в сквер, где струи фонтана наполняли воздух приятной влагой и ощущением прохлады; они взлетали вверх, искрясь, превращаясь в десяток маленьких радуг, и падали, бурля белой пеной. Было в этом нечто завораживающее, вечное, несоизмеримое с человеческой жизнью.
Борис опустился на скамейку. Мысль о том, что в прошлой жизни он мог быть водой, показалась ему гораздо ближе, нежели существование в образе женщины. …Но ни то, ни другое нельзя доказать… даже не то, чтоб доказать кому-то — ни в том, ни в другом нельзя быть уверенным самому!.. — тем не менее, созерцание воды восстанавливало тонкую связь с вечностью, в которой мы жили, живем и будем жить.
Два парня, прихлебывая пиво, уселись рядом; их громкие воспоминания о «забойном» вечере разорвали благостную связь, и Борис, словно очнувшись, обвел взглядом пустой сквер — наверное, люди воспринимали его исключительно как место отдыха, а по утрам, деловые и суетливые, они спешили по грязным тротуарам мимо облезлых домов, демонстрируя свою значимость в хорошо освоенном тесном мирке.
Правда, на противоположной стороне фонтана нежился на солнышке бомж в засаленном пиджаке, надетом на голое тело, и совершенно безотносительно к нему, Борис вдруг подумал: …Все равно божья искра существует и несет любовь всем, кто хочет ощутить ее, кто способен поверить, что жизнь гораздо прекраснее, чем ее представляют убогие люди, живущие лишь будущим, холодным и неизвестным!.. Пусть нам не дано проследить все связи, но их не может не быть, иначе ведь все бессмысленно!..
Парни продолжали обсуждать двух «клеевых телок» из вчерашнего вечера, и Борис поднялся; к тому же близился полдень, поэтому он не спеша побрел к гостинице.
Поселили его быстро, а то, что номер оказался трехместным, было даже неплохо — вырываться из круга безответных вопросов лучше всего в общении. Но в данный момент комната оказалась пуста, и бросив сумку, Борис снова вышел на улицу.
Из крохотного зеленого островка возле оперного театра доносилась тихая музыка; среди зонтиков, которых не было утром, сновали официанты в черных костюмах и белых рубашках, держа подносы на пальцах, как в дорогих ресторанах; огромные липы давали благодатную тень и чуть слышно шумели над головой. Умиротворяющая обстановка настолько подкупала, что Борис решил не возвращаться в сквер с фонтаном, а присел за самый крайний столик — прямо перед ним раскинулся знакомый палаточный городок; теперь вдоль него двигались два людских потока — одни еще плелись туда, но уже изнывали от жары; другие, с покупками, тяжко тащились обратно.
