Я знаю только одного человека, обожающего классическую поэзию. Чертов Лучано.
– Где ты их взял?
– Ты же сама из сумки вытряхнула…
Я выхватила листок и принялась его внимательно рассматривать. Стихотворный текст шел только с одной стороны. На обратной стороне страницы красовалась гравюра в стиле Дюрера. Перевернув листок, я пробежала глазами стихи. «Окаянные женщины».
Глаза их за море уходят, как скитальцы,
Задумчивы они, как стадо на песке,
А ноги льнут к ногам, и к пальцам жмутся пальцы
И в дрожи горестной, и в сладостной тоске.
Вот эти влюблены и чувств своих не прячут,
Любовь ребячьих лет читая по складам.
В дубравах, где ручьи стрекочут и судачат,
Робеющая страсть блуждает по кустам.
А те, как две сестры, походкой величавой
Ступают между скал, где привидений рой
Святой Антоний зрел и груди грозной лавой
Валились на него, терзая наготой.
Другие, на менад измученных похожи,
В пещерах, где от смол – и чад, и ярый пыл,
Зовут тебя, о Вакх, вопя от жаркой дрожи,
Чтоб ты им совести укоры усыпил.
А вон и те, кто, бич под тихой рясой пряча,
Любя наперстный крест, одни в тиши ночной,
Одни в глуши лесной, одни во тьме незрячей,
Сливают слезы мук с блаженною слюной.
Вас, дев и дьяволиц, страдалиц и чудовищ,
Люблю вас, нашу явь презревшие умы!
Вы с бесконечности взыскуете сокровищ,
Вы, богомолицы, и вы, исчадья тьмы!
То плачете, а то кричите в исступленье,
О сестры бедные! Душа за вас скорбит!
За муки хмурые, за боль неутоленья,
За сердце, где любовь, как пепел в урнах, спит
[2].
Дочитав до конца, я шумно выдохнула и подняла глаза на Левченко, потрясенно протянув:
– Вот дьявол! Здесь есть Интернет?
Володя с сожалением покачал головой.
– Проблемы с подключением. Мастер придет только в понедельник.
Вот так вот. Если не везет, то не везет во всем.
* * *
После беседы с Альфонсом чета Опиков пристроила Шарля в Школу права и наконец-то вздохнула с облегчением, полагая, что юноша взялся за ум. Между тем Бодлер нашел себе таких же праздных друзей среди обитателей пансиона Байи и Левека, прозванного «Домом высшего образования», куда принимали юношей из состоятельных семей и вопреки чаяниям родителей предоставляли им полную свободу. Запрет был лишь один – никаких женщин в стенах пансиона. В остальном же студиозусы вольны были распоряжаться собой как им заблагорассудится. Молодые люди проводили время за бутылочкой вина и обсуждением прочитанного и увиденного в театре, мало заботясь об учебе. Шарль сколотил кружок, прозванный «Нормандской школой», по причине преобладания нормандцев среди его членов, и вместе с приятелями с упоением предавался горячей юношеской дружбе и сочинительству сатирических произведений, высмеивающих какую-нибудь знаменитость. Об учебе в Школе права он даже не вспоминал. Присылаемые родителями деньги Шарль тратил на дорогую одежду, шившуюся у лучшего портного, дешевых шлюх и безумные кутежи с друзьями. От небрежно одетых товарищей, мало внимания уделяющих собственной внешности, Бодлер отличался странным покроем костюма, угрюмым взглядом и надменными манерами. Шарль смотрел на друзей сверху вниз, ибо считал себя истинным денди. Дендизм юноша назвал последней вспышкой героизма в мире упадка и строго выполнял им же самим придуманные ежедневные ритуалы. Шарль объявил себя жрецом и жертвой культа собственного «я», при этом Бодлер не столько следовал кодексу денди, сколько играл в него. Юноша не был готов признаться даже самому себе, что его дендизм проистекает от робости. Да, он стремится одеваться с подчеркнутой элегантностью и старается выглядеть безупречно как днем, так и ночью, но это только потому, что боится быть застигнутым врасплох чужаком, который может подумать, что Шарль нечистоплотен. И частые омовения носят скорее ритуальный характер. Так Шарль стремится очиститься от скверны, которая прилипла к нему в борделях. При этом Бодлер старательно закрывал глаза на то, что истинному денди присущи воинственный дух, мужественная повадка и спортивная осанка, свидетельствующие об аристократической строгости, а не женоподобные ужимки, какими обладал он сам. И совершенство туалета в глазах истинного денди заключается как раз-таки в его идеальной простоте, а кудри, рюши, плиссированные манжеты и розовые перчатки, которые не снимая носил Шарль, истинный денди, несомненно, посчитал бы проявлением дурного вкуса. Несмотря на это, заносчивость молодого человека приобретала масштабы откровенного вызова. В своем сумасбродстве юный поэт порою доходил до крайности. Чтобы поразить приятеля, он как-то выкрасил волосы в зеленый цвет и в таком виде отправился в гости. Но друг, давно привыкший к выходкам Бодлера, до самого конца их встречи делал вид, что не замечает в том ничего необычного, чем здорово вывел Шарля из себя. В общем, стоит признать, что, пользуясь занятостью отчима, молодой человек пустился во все тяжкие. Вернувшийся из командировки в Париж генерал Опик немедленно пригласил пасынка в кабинет для разговора.
