А еще Петр знал, что Евдокия, как бы тщательно это ни скрывала, ненавидела его мать, Наталью Кирилловну. Сразу после свадьбы между женщинами установились напряженные отношения. Наталья Кирилловна привыкла командовать, а Евдокия подчиняться не хотела, сама мечтала стать хозяйкой. Вскоре ее твердый и властный характер проявил себя во всей красе.
* * *
Евдокия прождала мужа до поздней ночи. Уже отчаявшись, проклиная красавицу немку, легла наконец в постель. Долго не могла уснуть: все какие-то ужасы мерещились.
Петр явился часа через два, пьяный и потрепанный. Евдокия молча отвернулась, злясь на мужа и на себя за то, что так любила его, а он относился к ней хуже, чем к последней прачке.
Не раздеваясь, даже не сняв сапоги, Петр упал на кровать, запачкав грязными сапогами белоснежные простыни. Евдокия гневно засопела, но промолчала. Петр что-то промычал и прижал жену к себе. Евдокия попыталась вырваться: противно ей стало от запаха перегара, — да только Петр крепко держал ее. Так и заснул.
Евдокия же не могла найти покоя. Думы ее были черны: проклинала она Монсиху, проклинала Наталью Кирилловну, Петра, собственную глупость и весь белый свет.
Посреди ночи ей стало невыносимо жарко — горячее тело мужа все еще прижимало ее к постели, его теплое дыхание ласкало ей шею. Евдокия боялась пошевелиться и разбудить Петра. А вдруг он разозлится и снова впадет в ярость, что в последнее время случалось с ним все чаще? Под утро Евдокии стало наоборот холодно. Неловко вытянув руку, она нащупала пуховый платок и осторожно прикрылась им.
Тело ее затекло, голова разболелась.
Когда проснулся Петр, Евдокия больше не могла сдержать праведный гнев.
— Что же это делается-то?! — говорила Евдокия. — Петруша, что ж ты творишь? Стыд-то какой! Все на глазах у честного народа происходит. Все знают.
— Что знают-то? — спросил Петр.
— Да про еретичку твою. Монсиху! Девку подзаборную, кабацкую шлюху! — визжала Евдокия.
— Дура, — только и произнес в ответ Петр и ушел.
Больше Евдокия от мужа ничего путного добиться не могла. Поплакала-поплакала, да и позвала Воробьиху, чтобы та погадала ей да порчу сняла, поскольку старуха и это умела.
Смутные времена настали. Народ по углам шептался, что Софья собирает стрельцов и затевает что-то недоброе. Вслух говорить боялись, так как не знали, чего ожидать ни от Софьи, ни от Петра, который мог высечь плетьми за любое вызывающее словцо, а то и вовсе голову отрубить.
Князья и бояре метались между Софьей и царем. Кто же победит? За кем сила останется?
