Игнатьевна проводила Николая Тарасовича; когда пришел его автобус — помахала ему рукой, и дети — тоже. А сама с внуками пошла дальше, на школьное мероприятие.
Старик доехал на автобусе до станции метро, спустился на эскалаторе вниз и уже через каких-то полчаса подходил к группе таких же, как он, старых ветеранов на Поклонной горе. Многих из них он уже знал в лицо, но все они были не из его полка. Хотелось ему, конечно, сразу увидеть в толпе Вдовина — но тот что-то не показывался. Тогда старик стал бродить между ветеранами, проникаясь всеобщим чувством праздника, хотя и несколько грустноватого. Все лезли в голову воспоминания о погибших товарищах, которым так и не довелось ни разу побывать на таком вот сборе фронтовиков. А что сделаешь? Очень многие не дожили даже до сорок пятого года!
Николай Тарасович остановился послушать духовой оркестр, вдохновенно, здорово исполнявший марш «Прощание славянки», — смахнул набежавшую вдруг слезу… Но тут его легонько стукнули по плечу. Старик обернулся и увидел двух молодых парней, непонятно как затесавшихся на этот праздник ветеранов. Один из них — низенький, с бегающими глазками и какой-то кривой, как бы презрительной улыбочкой — цыкнул, сплевывая на асфальт. И вдруг изобразил на лице что-то вроде почтения:
— С праздником, батя! С Днем Победы! Как дела, как настроение?
Виноградов в недоумении уставился на говорившего. Потом перевел взгляд на второго парня — с огромным животом, выпирающим из-под черной майки, что-то жующего. Толстяк тоже посмотрел ему в глаза, но совершенно холодным и равнодушным взглядом. Весь он был какой-то неимоверно большой: голова большая, уши большие, нос — и тот большой. Ляжки такие жирные, что казалось, на нем вот-вот лопнут потертые синие джинсы. Даже цепь, золотая цепь у него на бычьей шее, казалась необычайно толстой и массивной, почти как якорная цепь. Рядом с ним Виноградов выглядел (даже в своей парадной форме!) ощипанным цыпленком. Не говоря уж о росте — толстяк был выше старика примерно на полкорпуса, если не больше.
«Неужели золото?! — подумал Николай Тарасович, разглядывая цепь. — И сколько же такое украшение может стоить?»
— А вы кто? — спокойно спросил он низенького, заметив у того на руке непонятную татуировку: то ли змеиный хвост, то ли клубок червей. Понять было сложно: на парне была белая футболка с надписью «Адидас», и ее рукава спускались низенькому по самые локти. Но татуировка точно была цветная и, кажется, длиной во всю руку.
