Грегори нахмурил брови: у меня снова поменялся статус. Он счел меня психом. Ситуация выходила из-под моего контроля. Я попытался вернуться на исходные позиции:
– Ладно, что же требуется, чтобы получить у вас двадцать пять тысяч евро?
– Достаточные доходы.
– Сколько?
– Послушай, Ален, таким способом ничего не добиться.
– Хорошо. А если у меня есть поручитель?
Его глаза загорелись.
– Кто?
– Не знаю. Вы.
Его глаза потухли.
– Но это невозможно! Мы покупаем квартиру! Наша норма задолженности никак не позволяет…
Я схватил его руки, лежащие на столе, и стиснул их:
– Послушай меня, Грегори.
Я знал, что у меня остался один-единственный патрон, и не был уверен, что у меня хватит мужества им воспользоваться.
– Я никогда ничего у тебя не просил.
Я опустил глаза на наши переплетенные руки, чтобы сосредоточиться. Ведь это трудно, так трудно.
– Кроме тебя, мне не к кому обратиться.
Каждое слово требует отдельного усилия, я стараюсь сосредоточиться на чем-то другом, как начинающая проститутка, которая впервые отсасывает клиенту.
– Эти деньги мне совершенно необходимы. Жизненно необходимы.
Господи, но не опущусь же я до такого или опущусь?
– Грегори…
Я сглотнул слюну: будь что будет!
– Я тебя умоляю!
Ну вот, я это выговорил.
Как и я, он ошарашен.
В своей профессии ростовщика он несчетное число раз присутствовал при семейных разборках, и вот сегодня напротив сижу я и выпрашиваю милостыню в виде займа. Это настолько не укладывается в голове, что довольно долгое время мы оба сидим как оглушенные. Я поставил на то, что эффект неожиданности сработает как удар с тыла. Но Грегори медленно качает головой:
– Если б это зависело только от меня… Ты же отлично знаешь. Но я никак не могу пропихнуть твое досье. У меня же начальство есть. Я не знаю в точности ни твоих доходов, Ален, ни доходов Николь, но полагаю… Если б тебе нужно было три тысячи, ну пять, еще можно было бы что-нибудь придумать, но столько…
Все, что произошло потом, случилось из-за одного-единственного слова. Мне не следовало его умолять. Делая это, я совершил нечто непоправимое. Я тут же осознал, что это ошибка, и тем не менее ее сделал. Когда я откинулся на стуле и развернул правое плечо, вот так, немного назад, как если бы хотел почесать левую ягодицу, я не вполне отдавал себе отчет в том, что делал, но это было неизбежным следствием того самого слова. Наверное, ужаснейшие войны были развязаны таким же образом – одним словом.
Я размахнулся, собрал все силы, которые во мне еще оставались, и заехал кулаком ему в физиономию. Он этого совсем не ожидал. Катаклизм разразился немедленно и неизбежно. Мой сжатый кулак попал ему между скулой и щекой, тело его отбросило назад, руки в последний момент инстинктивно попытались уцепиться за стол. Он пролетел метра два, врезался в другой стол, потом в два стула, рука в безнадежном поиске опоры сметала все на своем пути, голова впечаталась в опорную колонну, из горла вырвался хриплый, почти животный крик, все клиенты обернулись, грохот битых стаканов, сломанных стульев, перевернутого стола, оцепенелая тишина. Пространство передо мной было как следует расчищено. Я прижал кулак к животу – так болели костяшки. И все же я встал и вышел, вызвав всеобщее изумление.
