— Ум за разум заходит, — сдавленно повторил Берци.
Трое друзей сидели перед креслом на корточках и рассматривали малыша, как какое-то чудо, хотя в нем не было ровным счетом ничего необыкновенного: в кресле играл здоровый, симпатичный, очень спокойный карапуз. Время от времени он посматривал на них, и по его безмятежной улыбке было видно, что, чувствует он себя превосходно.
— Какой же милый кроха!
— Ага.
— Украла, — прошипел Карчи, мрачно наблюдая, как малютка выкручивает ногу медвежонку.
Кража. Как это отвратительно, унизительно. Никогда еще за короткую, но яркую историю сорванцов не коснулось их это словечко. Не зря во все времена кража считалась преступлением, которое унижает не только совершившего этот омерзительный поступок, но и окружающих. Кража — это преступление, даже если она совершается ради шутки или из ложного понимания геройства.
«В былые времена, — думал Берци, — долго не растолковывали, что это преступление. Своровал — и вору отрубали руку, такое на всю жизнь запоминалось».
Берци невольно бросил взгляд на руку Терчи, красивую, хотя и не очень чистую.
Мальчик содрогнулся, но не от того, что рука Терчи не сияла чистотой — в былые времена эту руку враз бы отрубили.
— Украла, — мрачно повторил Карчи.
— Малыша.
— Да.
— Ну, не такой уж он и маленький, — откликнулась девочка. — Вы только взгляните, он уже умеет сидеть.
— Как это — сидеть?
— Он и ножками семенит!
— Это что еще такое — «ножками семенит»?
— Эх вы, мужчины!
— Можешь ты наконец объяснить?! — взорвался Берци. — Как понять эти твои «ножками семенит», «украла»? Как можно украсть ребенка?!
— Не ори. Ты его испугаешь.
Ребенок действительно на мгновение испугался, и ребята тут же заулыбались, желая его успокоить.
— Ну-ка, Терчи, выкладывай, как это произошло!
— Я же сказал, что она чокнутая, — добавил Карчи. — Все девчонки — чокнутые!
Однако в дальнейшем выяснилось, что девчонки не такие уж и чокнутые, как считал Карчи.
Терчи прежде всего придала лицу выражение, достойное Жанны д’Арк[6], представшей перед судом.
— Я хотела только хорошего, — пожала она плечами.
— Ну конечно!
— Остальное получилось само собой.
— Как его зовут?
— Да он же говорить не умеет.
В это мгновение малыш ловко оторвал правую лапу медвежонка и торжествующе швырнул ее на пол. Радуясь победе, малыш восторженно завопил, потом засмеялся, смешно подмигивая.
— Ага, — машинально повторил Берци.
— А случилось вот что. — Терчи заговорила поспешно, отрывисто, иногда прерываясь на полуслове, поскольку ей одновременно приходилось заниматься малышом. — Мама перед работой попросила меня купить молока, масла и хлеба. Я побежала в угловой магазин, чтобы побыстрее с этим делом управиться. Выхожу из дверей, и тут прямо на меня выскочила машина — такси. Ох, и испугалась же я! Дико взвизгнули тормоза, я чуть не оглохла. Потом хруст, скрежет, звон, машина врезалась в витрину и вдребезги ее раскокала.
