Самым неожиданным стало то, что моя черствость возмутила Ли Хана и он решил меня пристыдить.
- Молодой человек, вам не кажется, что можно быть вежливее с людьми, которые вдвое старше вас? Мы ведь все трудимся сейчас для достижения общей цели!
Я задумался, но не о своем поведении. Совсем белый страх потерял - боевому магу предъявы выкатывает! Указать на физическую несостоятельность (молокосос!), подвергнуть сомнению общественный статус (хамишь уважаемым людям!), да еще и намекнуть на неспособность достичь цели самостоятельно - дуэли устраивали и за меньшее. Ладно, я - очень чуткий и отзывчивый (для черного) человек, а кто погрубее его изувечить может. Не то его наши манеры в заблуждение ввели, не то он с боевыми магами никогда не общался, так и так - покойник. Придется спасать.
- Знаешь что, дед, иди-ка ты читать мораль, - тут я повысил голос. - Румолу! Но самое интересное мы ему не скажем.
- Что - интересное? - немедленно отозвался Румол, как раз проходивший мимо.
- Не понимаю, о чем ты! - вежливо улыбнулся я.
- Что - интересное? - повторил бое вой маг, обращаясь уже к белому.
Ли Хан молча шевелил губами, постепенно осознавая размер устроенной ему гадости. Естественно, молчание ему не помогло. Весь остаток дня Румол хвостиком ходил за белым, требуя открыть тайну, и постепенно зверея. До рукоприкладства дело не дошло - Ли Хан осознал невозможность достучаться до разума боевого мага и побежал за помощью к куратору. Пит понял суть конфликта мгновенно и разрешил его виртуозно - просто заявил Румолу, что никакой особой тайны нет.
- Тангор жил в Суэссоне, рядом с тамошними шахтами. Он хочет продать в Кунг-Харне какую-то грошовую фигню, но если местным расскажут, как она выглядит, они прекрасно смогут изобрести ее сами. Тогда денег ему не видать. И, кстати, я бы тебе тоже не рассказал - ты совершенно не думаешь, что болтаешь.
Алхимические секреты Румола не интересовали и он остыл. А Ли Хан начал отчетливо избегать моего общества. Вот это - правильная реакция!
На следующий день мы свернули с тракта на какую-то второстепенную дорогу и покатились по ней вниз. Предгорья быстро кончились, нас приняли в свои объятья влажная жара и тяжелый запах болот. Не густые джунгли, которыми, как говорят, знаменит дальний юг, а бескрайнее море изумрудной травы и шуршащего тростника, словно тарелка с заплесневевшим соусом. Тут и там, как хвостики диковинных пряностей, над топью возвышались исполинские деревья с незнакомой мне листвой, пространство вокруг которых было утыкано остовами их мертвых сородичей. В качестве особой приправы, на заросших островках проступали камни каких-то строений, разрушенных качественно и давно.
