– Это ты у нас теперь везде ездишь с бабой. Как свихнулся на ней, – предусмотрительно понизил голос Сергей Дмитриевич, оглянувшись на подчиненных. – Хочешь трахать – трахай в свое удовольствие хоть на центральной площади. А сюда-то зачем притащил?
Марусины пальцы окоченели, соскользнули с мужского рукава и вернулись к чашке.
– Не твое дело, что у меня с ней! – надменно скривившись, парировал хозяин, и она почувствовала себя рабыней, ждущей на невольничьем рынке решения своей судьбы. – Ты давно на Колхозную ездил? А на Дубовую? Ты видел, как там люди живут? Мне не надо, чтобы ты просто освоил федеральные средства. Мне надо, чтобы ты дома к зиме подготовил.
– У меня бюджет принят, если ты не в курсе, как у нас дела ведутся. Все спланировано, все заточено под интересы людей, а не в угоду моему самодурству. Так что, я и без столичных консультантов знаю, где какие дыры надо затыкать!
– Ну, значит, знаешь! – внезапно отступил Дмитрий Алексеевич, как будто разговор разом потерял для него интерес. – А завод пока подождет вкладываться. Посмотрим, как ты управишься.
– Не надо меня пугать! Это с ней проходит: мое царство, мои порядки! – передразнил отца глава администрации города. – Мы живем по законам, а не по понятиям. И твой завод не один такой. Найдутся и другие спонсоры.
– Вот и ладненько! – Хозяин с удивительным для его габаритов проворством поднялся и встряхнул за плечо нерасторопную Марусю. – Поехали отсюда. В другом месте кофе выпьешь.
Но она отказалась ехать в другое место, всю дорогу к дому молчала, стиснув пальцами руль, и кусала губы, пребывая в напряженной и недоброй задумчивости, а на его попытки разговорить ее только хмуро кивала или встряхивала волосами. Парковать машину она тоже не стала, вышла на проезжую часть, оставив двигатель включенным, и, наклонившись к открытому окну, заявила:
– Вечером прикажите подогнать машину к ресторану.
– Это что еще за демонстрация? – заворчал он, выбравшись из ауди со своей стороны. – На кой дьявол мне твоя машина?
Они стояли друг против друга, как несколько часов назад в подъезде дома на Колхозной, только разделяло их не полметра пространства, а глубокая ледяная пропасть, куда проваливались его вопросы.
– Мария?
– Вам льстит, что они считают меня вашей… – Она на секунду запнулась, подбирая уместное слово. – Содержанкой. И вам плевать, что меня это оскорбляет. Вы платите мне за работу, и я ее честно делаю. Других платных услуг я не оказываю и в планах не держу. И моя любезность, – она специально подчеркнула последнее слово, – мое добровольное согласие поехать с вами и, в результате, вынужденное участие в этом фарсе были оценены неадекватно всеми сторонами.
