Иван Семенович был крут с подчиненными, имел прозвище «Седого медведя», но у дочери был в подчинении, перечить ей не мог, подкрепив к тому же ее женскую логику своей, мужской: «Пусть девочка посмотрит мир: Калькутту, Суэц, Стамбул. Когда-то ей еще удастся повидать все это! А экзамены, что ж, она к ним подготовится, умом не обижена!»
Все эти аргументы говорили в пользу сумасбродной Аниной идеи, но была еще одна невысказанная, но едва ли не самая важная причина – не расставаться с Андрюшей.
Об этом умудренный жизнью Иван Семенович даже и не догадывался, исполняя желание дочери.
Ремонт во Владивостоке затянулся. Старенький был корабль «Дежнев», и непросто оказалось подготовить его для кругосветного путешествия, чтобы дотянул он до заводских доков в Николаеве.
И все это время было счастливейшим для Ани с Андреем.
Они скитались по Владивостоку, плавали в бухте Золотой Рог на шлюпке, ходили в тайгу за орехами и не расставались.
Теперь даже Иван Семенович Седых это заметил, хмыкнул себе в усы, решил, что поможет дружба эта затянуться ране, от потери горькой оправиться, и ничего не сказал.
Плавание по Тихому и Индийскому океанам прошло без особых событий. Только водный простор был иным, изменчивым: то синим, то свинцовым, то гладким, то свирепо вздыбленным.
В Калькутте, несмотря на зимний месяц, стояла жара.
Пестро одетые прохожие ходили медленно, словно спешить им некуда. Мужчины кто в европейском костюме, кто в белых штанах и многие с чалмой, но не в виде обмотанной вокруг головы белой материи, как у мусульман, побывавших в Мекке, а в форме своеобразного головного убора, распадающегося на два потока, обрамляющих лоб, сходясь на его вершине, где часто виднелось украшение. Женщины, кроме едущих в автомобилях леди, одетых по преходящей европейской моде, носили преимущественно национальное сари. Десять метров цветной материи с тысячелетним искусством и отточенным вкусом так драпировали фигуру, что оттеняли ее женственность, с картинно накинутым на голое плечо концом цветной полосы. Все это вместе с гордым видом индийских красавиц с пятнышком между бровями тонко подметила Аня, обратив на это внимание Андрюши. Он же наблюдал контрасты города: пестроту прилично одетых пешеходов и сидящих на раскаленных панелях жалких нищих в рубищах, изможденных, худых, голодных.
Великая страна набирала силы, но не избавилась еще от наследия колониализма и предрассудков прошлого. Не изжиты были еще касты, в том числе «неприкасаемых», считавшихся кое-кем полулюдьми, хотя конституция сделала их равными со всеми, и среди хорошо одетых пешеходов были прохожие и из их числа.
