– Так что ж, Михей, – полковник нашел силу ухмыльнуться. – Отчего ж с мыслями такими не на север бежите? отчего ж – в Молдавию? Открыли бы фронт… глядишь, прощенье от Николаш-ки получили б, а то и пожалованье…
Шутов, набычась, оглядел свысока; пошевелил толстыми пальцами, точно прикидывая: есть ли еще силушка? Миг казалось: вот ударит сейчас – и конец; по брови в грязь вобьет. Сдержался; лишь засопел сердито и медленно поднес к носу полковникову громадный кукиш.
– Выкуси! Дважды Июдами не станем; не за вас дрались, за дело… славно вы замыслили, барчуки, да жаль… слаба кишка.
Сплюнул под ноги. И, утратив мгновенно интерес к опешившему полковнику, махнул рукою солдатам, что, беседою наскучив, кучились поодаль, иные и прямо в глину присев.
– Становись, братцы; до Прута путь неблизкий…
Те мигом стронулись. Молча, с сопеньем, подравнивали ряды. И ясно стало: все! вот уйдут сейчас, не оглядываясь. Уйдут за Прут, сволочи… а на фронте бывалых солдат по пальцам перечесть; а каково еще измена в рекрутах откликнется?! Нет! не бывать тому…
– Стоять!
Рванулся вперед – и повис, оторванный с причмоком от суглинка дорожного могучею рукой Шутова.
– Сказано, барин: не балуй! Ребята злые, зашибут ненароком! Ногами брыкая, взвыл в бессилии полковник. И – нашелся:
– Где ж честь твоя офицерская, Михей?!
Точно ударил, даже и не целясь. Шутов-то хоть и мужик, а не прост; за беспорочную службу произведен еще плешивым Сашкою,[38] под самую революцию, в подпоручики… а после и Верховным возвышен на чин; не скрывая, гордился эполетами.
Ослабла рука. Опустила висящего в жижу.
– Слушай, Михей!
– Ну? – угрюмо в ответ.
– Как офицер офицеру говорю: пре-зи-ра-ю! – и плюнул в лицо; и рассмеялся:
– Вот так! Теперь – убей; желаешь – сам топчи; желаешь – мамелюкам своим отдай!
Расхохотался еще пуще – громко, весело, наслаждаясь тяжелым духом грубо-скотской ненависти, хлынувшей от предателя:
– Давай, Михей, давай…
Квадратом каменным сдвинулись скулы шутовские; хрустко скрипнули зубы. Понял наконец; чай, уж за двадцать лет в армии; не ждал производства в чин офицерский, но получив – ценил превыше всего. И как решаются споры меж офицерами, тоже видал.
– Будь по-твоему, полковник! эй, ребята, есть у кого пистоль?
Нашли. Тут же и подали: тяжелый, кавалерийский, кому-то в давние годы от бонапартьева кирасира перепавший. Шутов прикинул на вес непривычную игрушку, подул зачем-то в дуло.
– Ин ладно. Зарядите-ка…
Пока возились, ворча, полковник извлек из кобуры, к седлу прикрепленной, свой пистолет. Проверил заряд, остался недоволен; перенабил наново, шепотом славя Господа, что на левый бок пала коняга: не заляпало грязью оружие, и припас сохранен в целости; а левая кобура, вспомнилось, все равно пуста…
