жизнь – пуста».
– Вам принести шампанского? – спросил Ломов. Он не знал, о чем Амалия задумалась, но ему инстинктивно не понравилось выражение ее лица, некоторая судорожность, с которой она сжимала веер.
– Да, пожалуй, Сергей Васильевич, – рассеянно ответила Амалия.
В библиотеке стояли часы, но она не догадалась посмотреть на циферблат, чтобы отметить точное время. Во всяком случае, ей показалось, что Ломов отсутствовал не слишком долго – но, по правде говоря, она была слишком поглощена своими мыслями, чтобы думать о чем-то еще.
Когда Ломов вернулся, Амалия тотчас же отметила две странности. Во-первых, он явился без шампанского, а во-вторых, выражение его лица изменилось. В нем появилось что-то нехорошее, почти волчье, и, еще не зная, в чем дело, баронесса Корф насторожилась.
Первые слова Сергея Васильевича были:
– Я предупредил вашего дядю. Думаю, нам пора уходить.
Амалия озадаченно нахмурилась:
– Но еще слишком рано…
– Через пять минут может быть уже поздно, – перебил ее Ломов, и какие-то непривычные, нервические нотки прозвенели в его голосе. – Уходим, живо!
– Но мне надо проститься с княгиней…
– Нет! – отрезал собеседник. – Не сейчас!
Тут где-то закричали, запричитали голоса, к ним присоединился шум разбитых бокалов и требования позвать доктора. Ломов дернулся, как от удара.
– Не успели, – буркнул он. – А, черт подери!
– Да что случилось, в самом деле? – уже сердито спросила Амалия. – Сергей Васильевич!
– В доме труп, вот что, – отрезал Ломов. – И я видел, как убегал тот, кто его убил.
Амалия оцепенела:
– Князь?..
– Нет, убит не он. Но легче нам от этого не будет, можете мне поверить, – мрачно заключил Сергей Васильевич.
Глава десятая, в которой выясняется личность трупа и способ убийства
Казимир искренне страдал. Званый вечер, начавшийся так приятно – мороженым и непринужденной беседой с самой красивой женщиной Европы, – завершился ужасной бузой.
Во-первых, явился Ломов, очень цепко взял Казимира за плечо (бедняга аж охнул) и свистящим шепотом велел агенту-обольстителю срочно уходить и садиться в карету. И лицо у лжемайора при этом было такое, что у Казимира даже пропала охота задавать ему лишние вопросы.
Во-вторых, до выхода было довольно далеко, и потом, никак нельзя уйти, не попрощавшись с той же Линой Кассини. Она, как всегда, беседовала с полудюжиной своих обожателей, которые обступили ее со всех сторон, и пробиться к ней было нелегко. Но Казимир даже не успел начать заготовленную фразу с извинениями, потому что, как только Лина обратила свои длинные загнутые ресницы в его сторону, начался форменный кошмар.
