– То есть вы ничего не знаете, равно как и я… Занятно, занятно!
У Амалии руки чесались дать ему пощечину, но пребывание в Особой службе научило ее владеть собой, и она только презрительно усмехнулась.
– Вы хотите еще поговорить о господине бароне? – мягко осведомился Ломов у немца. – К вашему сведению, я тоже умею простреливать монету на лету.
Это был намек на то, что Михаэль Риттер слыл опасным дуэлянтом и уже несколько раз убивал своих противников – а также на то, что если он продолжит свои намеки, ему несдобровать. Риттер поглядел на Ломова своими водянистыми глазами и, отвернувшись, заговорил с каким-то знакомым.
Лину Кассини уговорили спеть еще одну песню, она вернулась к роялю, за которым уже сидел немолодой пианист, бросавший на певицу восторженные взгляды. Кажется, именно тогда Амалия поймала себя на том, что ее все раздражает: и необходимость снова слушать пение итальянки, голос которой казался ей совершенно незначительным, и поведение дядюшки, который ничего не делал, чтобы привлечь к себе внимание Лины, и даже пианист с его седыми волосами и горящим взором, который казался Амалии нелепым. С треском захлопнув веер, баронесса Корф вышла из зала и, миновав несколько комнат, остановилась в библиотеке. Ломов, заметив ее состояние, последовал за ней.
Отчасти Амалия досадовала на себя из-за того, что вообще включила в план посещение именин княгини. С самого начала можно было сообразить, что вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное. И вообще, Казимирчик вполне мог пообщаться с Линой Кассини в любом другом месте.
Ей не хотелось признаваться никому – даже самой себе, – что больше всего она досадовала не из-за вечера, а из-за того, что треклятый Риттер задел ее самое больное место. В самом деле, почему она не сумела быть просто женой и матерью, жить в кругу, который очертила ей жизнь – и который явно был не худшим из всех вариантов? Почему она вернулась в Особую службу, вычеркнув из своей жизни супруга, которого любила, и все, что напоминало о нем?
«А ведь у меня было все, о чем обычно мечтают обычные женщины, – подумала Амалия, – муж, красивый, богатый, с титулом, с положением при дворе… который обожал меня – и который думал, что я смогу жить как все. Как все! Покупать наряды, ходить на светские рауты, почтительно слушать княгиню Марью Алексевну, хотя всем отлично известно, что она просто сумасшедшая старуха… Не делать ничего, что могло бы осудить общество, даже если это какой-нибудь пустяк… И какое-то время со всем этим миришься – из любви, а потом понимаешь, что любовь, в общем-то, не для того предназначена, чтобы затыкать пустоту в жизни… Но даже человеку, которого любишь, невозможно объяснить, что
