— Виктория умерла, — произносит Анатолий Карпович. — Похороны во вторник.
— Как?! — мне кажется, что я сползаю со стула.
— Сердце…
— Когда?!
— В пятницу. Ночью. На улице.
Мне не хватает воздуха. Я ловлю его открытым ртом, но легкие отказываются работать и бессильно трепещут в груди. Только выдох:
— Тошик, как?!
— Я ждал ее в субботу на даче. Она не приехала. Я ждал ее до ночи. Она не приехала. Сегодня я приехал в город. Она в морге. Инфаркт. Викторию нашли на улице, у подъезда… Антон на даче… я не знаю… как ему… — Анатолий Карпович заплакал. — Сестры занимаются похоронами…
— Ты один?
— Да.
— Я сейчас приеду.
— Приезжай… пожалуйста. Я всех разогнал… сестры ревут… ты же понимаешь…
— Уже еду, — говорю и отключаю связь.
Я кладу трубку в карман спортивного костюма, вскакиваю и озираюсь.
— Мне надо в Текстильщики. Виктория умерла.
— Подруга? — спрашивает Лев. Я киваю. — Самая близкая?
— Любимая, — отвечаю я и иду к двери.
— Подожди, — останавливает Лев. — Я тебя отвезу.
О том, что у него завтра тяжелый день, мы не вспоминаем оба. Я принимаю предложение как должное — настоящий мужчина не позволит женщине, даже чужой, ехать ночью в беду одной.
Во дворе полумрак. Одиннадцать вечера в конце июля еще не ночь. Окна дома светятся, на балконах горят огоньки сигарет, но мне плевать на пересуды.
Вика умерла… И я тому… причина? Я вывела ее ночью из дома от телефона, по которому можно вызвать «Скорую», от аптечки, что полна лекарств…
Боже! Беда достала Викторию! Охотилась за мной и промахнулась…
Надолго?
Я сидела на тесной профессорской кухне и чувствовала, как делится время. На «до» и «после».
Прежде я жила в режиме настоящего времени — иду, беру, делаю. Человеку, который много врет, лучше жить в настоящем. Сказал, забыл, существуешь дальше. Прошлое касалось вещей — у книжной полки Мишиного дедушки было прошлое, у Музиного кокона из хлама было прошлое… Я жила в квартире, имеющей лишь настоящее, с настоящей свекровью и несовершенной диссертацией.
Теперь время разделилось, пронеслось надо мной и разломилось на части «с Викторией» и «после нее». Тоже сейчас, но уже в прошлом. Как раньше, уже не будет. Никогда. Это тоже новое слово. Как «было».
…До Текстильщиков Лев гнал, словно на пожар. Перебивая запах коньяка мятной жвачкой и не перебивая вопросами моих мыслей.
Поэтому я не плакала. Ушла в себя, в прошлое, и не плакала.
Потом мы приехали на место. Глазами сухими, горящими солью, я смотрела на Тошика и плакала сердцем, не надрывая его ушей. Я тоже страдала, но ему было хуже.
