— Не курю, — признается Лева, и я неожиданно выплескиваю:
— Какой нынче бандит пошел…
— Какой? — интересуется бандит.
— Некурящий, — бормочу я.
— А почему «бандит»? — удивляется сосед.
— А вы кто? — в тон спрашиваю я.
— Учитель физкультуры.
Известие о преднамеренном наезде грузовика произвело на меня меньшее впечатление, чем эти слова.
— Кто, кто?!
— Учитель физкультуры, — повторяет он.
И я начинаю хохотать. Истерически взвизгивая и утирая слезы кулаком. Не могу остановиться, и Людвиг поддерживает меня из-за спины звонким лаем.
Какофония. Собака и женщина в истерике.
Лев задумчиво смотрит на нас. Видимо, решает, кого огреть первым: оплеуха — лучшее средство от нервов. На какой-то момент его ладонь повисает у моего лица, но бдительный Людвиг стальной пружиной взвивается под потолок… И ладонь испуганно прячется за руль. У нас не забалуешь.
Манипуляции с ладонью не остаются незамеченными, и меня корчит в новом приступе смеха. Бывший бандит матерится сквозь зубы и вылезает из джипа.
Хохот плавно переходит в рыдания, и через пять минут я захожусь так, что в нашу сторону начинает подозрительно поглядывать мент у грузовика. Он бродит в кустах, облитых закатным золотом, рядом с ним снуют несколько мальчишек из соседних домов и вездесущая, неугомонная старушка, пришедшая полюбоваться на орудие преступления.
Лева усаживается за руль, срывает машину с места, и мы мчимся прочь. Я плачу, Людоед лает, поездка обещает быть веселой.
— Вам надо выпить, — говорит Лев и останавливается у уличного кафе.
— В таком виде? — этот мой собственный вопрос возвращает меня к хохоту, и Лева произносит более уверенно:
— Вам обязательно надо чего-нибудь выпить…
— Поехали домой, — икая и хохоча, говорю я, — я переоденусь.
Белая майка и бежевые бриджи похожи на пижаму психбольного, угодившего в канализацию. Людоед провез меня по асфальту не менее трех метров.
Лева включает радио, и под мелодию из «Титаника» мы мчимся домой. Я уже только икаю, Люда только сопит, Лев хмурится и ругает водителей маршрутных такси.
Поездка запоминается отрывочно. Четкие воспоминания выглядят, лишь как квадратная морда грузовика… дальше фрагменты, провалы и что-то страшное, обернутое в истерический хохот. Собственное присутствие воспринимается с позиции зрителя в кинотеатре. Я вижу Леву, спиной чувствую Людвига. Себя, невероятно грязную, вижу как бы со стороны. Все бред и истертая лента черно-белого фильма. Фантасмагория. Невероятные приключения банковского клерка в трущобах каменного города.
