— Вы гений, профессор! — голосил Бингер и не переставая лез к Шевеловскому.
Лупя прилип к иллюминатору, крепко обхватив раму руками. По его небритым щекам текли слезы.
Надин в эти мгновения стала еще красивее. Она тоже плакала, вытирая слезы белоснежным рукавом, но сквозь слезы прорывалась улыбка бесконечно искренней радости.
Мы понимаем, что все страдания позади, что теперь нас ждет новая старая жизнь. Как же мы соскучились по лесам, морям, кинотеатрам, интернету, ветру, людям…
Глаз успевает фиксировать тающие за бортом рейсы 1347, 1251, 1167…
Неожиданно снова просыпаются динамики:
— Через десять минут будем дома! Как же я вас всех люблю! С меня лучшее французское!
— 800-й! Короновали Карла Великого! — Бингер аплодирует то ли себе, помнящему, наверное, только этот год и это событие, то ли Карлу.
Я описываю самые радостные минуты в своей жизни. Райтер мокрый от слез; Мне трудно соображать, на мне повис Бингер, орет что-то под ухо. Санька душит своими ручищами. Тоже плачет, но отворачивается, чтобы его не видели таким сентиментальным.
— 500-й! — кричит кто-то.
— А!а!а! 300-й!
— 100-й! — Бингер стучит по стеклу. — Привет!
Неужели скоро все закончится? И будет как когда-то? Я забыл те времена, далекие, сладкие. Статья…
Я напишу самую захватывающую статью о самом захватывающем рейсе всех времен и народов!
— 30-й, 20-й! Смотрите! Фюзеляж еще не покрыт литиевыми сетками. Ну и старье!
Все умолкли. Я отложил райтер. Писать все равно не могу. Подошел к стеклу. Еще несколько секунд и…
— Это же мы! Рейс «Ноль»! — мой голос изменился.
За бортом проплывает наш злополучный рейс. «Звездный рейс «Ноль».
Там я? Еще не знающий, что его ждет, я? Мне хочется крикнуть самому себе: «Вернитесь! Вернитесь, пока не поздно! Впереди только страдания и хаос!»
Капля пота упала на зелень ворса.
— У нас в деревне говорили, что если встретишь своего двойника, то не миновать скорой смерти, — медленно произнес Лупя и еще сильнее впился пальцами в раму.
Мы напряглись. Мы ждали. Минуты шли одна за другой. Наши сердца бились так громко, что перебивали гул двигателей.
— По-моему, десять минут прошло, — сказал мрачно Санька.
Шевеловский молчал. Его взгляд был пустым.
Когда забасили динамики, мое сердце перестало биться.
— Земли нет, чтоб вам всем пусто было! Нет Земли! Тут должна быть Земля, а ее нет! И солнечной системы нет! Только облака пыли! Это все, что осталось? — капитан завыл. — Где все? Где?
Мой рассудок начал, мрачнеть.
