— Умная мысля приходит опосля! — весело крикнул Санька.
— Мысль — это всего только молния в ночи, но в этой молнии — все! — добавил я всплывший в памяти афоризм.
Шевеловский встрепенулся. Вскочил как ошпаренный и рванулся к нам. Глаза его горели.
— Что? Что вы сказали?
— Да, вальта взять надо было, говорю, — протараторил, удивленно глядя на профессора, Лупя.
— Я знаю, что отличает наш рейс от рейса с животными, друзья мои! — закричал Шевеловский. — Мы можем мыслить! Мысль — вот что является краеугольным камнем всего происходящего!
Мы переглянулись.
— В отличие от собак, мы, люди, способны создавать самое ценное, что есть у человеческой цивилизации, — мысль!
— Профессор! То, что собаки думать не могут, это и я знаю. По природоведению проходили, — схохмил Санька, глядя вприщур на Шевеловского. Не поплохело ли снова человеку?
— Почему это не могут думать? Вот у нас в деревне была собака. Кубиком звали…
— Возможно, именно мысль является той критической массой, что нарушит баланс двух полей, сковавших нас в этом пространстве! Мы должны проверить эту гипотезу немедля! — Профессор возбужденно замахал руками и рванулся в капитанскую рубку.
Мы сидели как получившие по голове кирпичом. Это что, опять рискнем всем? Конечно!
— Ну, профессор, ты вообще! До телепортации додумался?
Вы, на хрен, что там пьете? — Голос из динамиков был хриплым и приглушенным. — Развалим корабль, к лешему!
Мы, улыбаясь, слушали капитанские эпитеты относительно нашего тут существования и уминали принесенную Надин картошку.
— Тот не знает наслажденья, кто картошки не едал, — запел Сашка.
— Ты откуда эту песню знаешь? — спросил Бингер. — Она же древняя. Мой дед мне ее пел на ночь.
— У нас на зоне ее все пели. Душевная песня.
Что-то весело всем стало. Лагуна покоя, стало быть…
Вернулся Шевеловский. Посмотрел на нас поверх очков.
— Договорился! Готовьтесь! До Барьера должны успеть! Ваша задача — думать об усилении внешнего поля! Только об этом! Думать изо всех сил! И на этот раз капитан даст задний ход. Это должно облегчить нам нагрузку.
Не знаю, как другие, но у меня внутри было неспокойно. Я уже ничего не понимал. Может, мысль и материальна, и даже энергетична, но двигать многотонный межзвездный корабль!
Мы встали в круг. На этом настоял профессор. Для лучшего сосредоточения.
Санька взял за руку Надин, но та вырвалась и встала подальше от него, то есть напротив. На Саньку она старалась не смотреть. Он вызывал у симпатичной стюардессы только раздражение. Лупя с набитым картошкой ртом ухватился за Шевеловского. Вторую руку протянул коллеге по азартным играм, и тому пришлось ее принять. Я оказался между Надин и Бингером.
