Но Расин еще в детстве знал, что они и вправду являлись по ночам. Их приносили на крыльях сумерки. Всколыхнутся ли кроны кедров, прошуршит дождь по крышам или чайки закричат особенно жалобным, душу сжимающим криком – и повеет ледяной прохладой от призрачных плащей. Расин чувствовал на себе невидимые взгляды, и тогда ночная роса казалась ему алмазами на их платьях.
Потом князь вышел в залитый лунным светом парк. Тени стлались под ногами, шевелились, переплетаясь между собой, и все вокруг казалось таким же мгновенным, изменчивым и неверным.
В лицо подул свежий ветер-полуночник. И снова показался из-за деревьев старый Фонтан. Молочной белизной светились во мраке его раковины, ртутью в них лежала вода. Холодная, тяжелая…
Как часто в детстве Расин на спор бегал сюда один! И всякий раз боялся, так боялся, что сердце бешено колотилось, отдаваясь в ушах. А однажды пришел сюда с Сереном, и страха как не бывало. Будто ночь посветлела тогда… Сколько лет назад? Двенадцать? Да, двенадцать…
Впереди была целая жизнь. И они бросали на ветер это даровое богатство, а ему все конца краю не было, и каждый прожитый день казался лучше прежнего.
Вечерами они забирались на самую высокую башню дворца и смотрели, как тают в дымке хребты Архипелага, как зажигается в гавани сверкающая цепь огней. Расин думал тогда, что жизнь их не переменится, они будут жить вечно и никогда не умрут.
А потом Серен сгинул… Золото обернулось песком, ветер развеял его, унес в Светлые моря, откуда никому и ничему нет возврата. Тяжело, как тяжело, словно в склепе!
Впереди забрезжил свет. Расин сначала глазам не поверил, а когда сообразил, куда забрел, то едва удержался, чтобы не побежать навстречу. Смертная тоска схлынула, как волна прибоя.
Огонек светил в окошке садового домика, где с нынешнего вечера обретался новый жилец. Фиу Лэм не спал. Видно, читал свои тайные книги и варил зелья.
Подходя к домику, князь услышал голос чародея, беседовавший с кем-то. «Кто это у него в гостях?» – подумал Расин.
– Вы, ваша светлость? – откликнулся на стук Фиу. – Милости прошу!
Расин вошел.
– Как раз вовремя, – кивнул чародей. На горелке в углу кипело и булькало. Пахло тмином.
Лэм, судя по всему, уже обжился. Еще с утра не знали, что вечером тут останутся на ночлег, поэтому запах ветхости не до конца выветрился из стен. Но древнее барахло выволокли прочь, тюфяки просушили, пол и сундуки застелили ткаными коврами, и в домике воцарился тот дух, который всегда сопровождал Фиу – спокойствия и отшельничества, полного тайн.
