Вот так. Почему припомнился этот разговор, состоявшийся при приеме ее на работу? Потому что она готовилась продавать свое лицо, на котором было написано: более честного человека вам не найти, имейте дело только со мной. Это все равно как в советское время плакаты призывали: «Храните деньги в сберегательной кассе». Люди верили и хранили. Пока их не обобрали до нитки.
Евгения внимательно осмотрела себя в зеркальце пудреницы, побросала все обратно в косметичку, кинула взгляд на маленький циферблат наручных часов. Нечто подобное должно было произойти и сейчас.
Первый звонок. В зале привычный гул. Усаживаются зрители. В буфете допивают пиво.
Ее рука потянулась к селектору.
— Тая, подскажи мне, пожалуйста, на кого ты выписала пропуск на двенадцать часов?
— Сейчас, — отозвалась секретарша. — Мокрухин или Мокрутин. Непонятно написано.
— Так ведь тобой написано.
— Мной, — созналась Таечка. — Я записала, как он говорил, а говорил он через пень колоду. Сам не мог выговорить свою фамилию.
— А имя и отчество у него есть?
— Есть, — обрадовалась девушка. — Хведор Степанович, — передразнила она клиента.
— А почему Хведор? — заинтересовалась Евгения.
— Потому что он — лапоть необразованный, — выдала секретарша. — Шепелявит, гундосит и противно хрюкает.
Евгения не сказала «спасибо», а молча отключила связь, спохватилась и опять включила:
— Федора Степановича проводишь ко мне в кабинет. С Толстолобиком соединишь позже, я скажу.
«Мокрухин, Мокрутин… Федор Степанович…» — Она сидела глубоко задумавшись. Что-то было тревожащее в этом словосочетании. То ли фамилия, то ли имя с придыханием на «х», то ли все в целом. И еще было предчувствие грядущих перемен, таких, что подобны природным катаклизмам типа землетрясения, когда все рушится, дома складываются, как карточные домики, реки текут вспять, а люди гибнут в таком количестве, что точное число жертв никому даже не известно.
Ощущением катастрофы повеяло на Евгению, стоило ей поднять глаза на репродукцию картины Пикассо. Постер висел на стене справа от нее, напротив кресла для посетителя. Девочка на шаре, казалось, еле удерживалась на нем. Еще мгновение — и она соскользнет, упадет, разобьется. И деревянная рамка, обрамляющая его, вот-вот превратится в черную, траурную. Евгения сморгнула и перевела глаза на другую стену — прекрасный букет георгин показался ей сплошным кровавым месивом. «Поменять надо постеры, — сделала вывод Евгения. — Что-нибудь абстрактное повесить, как у шефа. Мазок, плевок, палочка, точечка — и никаких ассоциаций. Черный квадрат».
