Все! Сам погибай, как принято…
— Все! Сейчас выйду! Только, может, ты I тоже свой ствол на пол бросишь? — наивно I попросил я.
— Чего захотел! — злодейски захохотал I он, подтверждая самые худшие мои опасе-ния. — Вылезай! Без всяких условий.
«Черт с ним, с Гарриком!» — сказал внутри меня кто-то циничный. «Вот еще!» — воз- I разила ему лучшая часть меня. Дьявол, мы подняли такой грохот, такую пальбу, а никто из соседей не догадался вызвать милицию! Будь проклята гражданская инертность!
— Ладно! Я выхожу. Но — с пушкой в руках! — предупредил я Василиваныча. — Зачем, скажи, мне ее бросать? Мне терять нечего, кроме самоуважения!
Он промолчал. Аккуратненько я поднялся и начал подходить к двери. И с каждым шагом в моей голове складывалась все более и более ясная картина ближайшего будущего. Весьма похожая на завтрашнюю статью Ва-силиваныча: «Криминальные элементы, псев-дожурналисты, водившие дружбу с заправи-лами преступного мира, оказались вовлечены в назревающую войну мафий… После устра-нения Шамиля, на которое они были вынуждены пойти, между сообщниками возникла кровавая разборка, в результате которой они, 1 как два бешеных волка, уничтожили друг друга… на месте кровавого сведения счетов был найден и револьвер, из которого до этого I оказались застреленными двое: легендарный Шамиль, безусловно, не ожидавший пули от одного из скромных сотрудников собственной газеты, и токарь М., расточивший орудие для преступников и ставший поэтому нежелательным свидетелем… " И еще что-нибудь про «вашего покорного слугу».
Обхохочешься, действительно! Здравомыс-дяший читатель наверняка поморщится и скажет: «У страха глаза велики, а ноги быстры» или что-нибудь не менее мудрое, но что еще мне оставалось предположить?! Ствол, орудие преступления — единственная железная улика! — судя по всему, до сих пор находился в руках у Василиваныча. А убийство Шамиля действительно могло бы сойти ему с рук, настолько диким и непредставимым оно было в принципе, если б он не запсиховал, наткнувшись на нас с Гарриком на «Морфизпри-боре» на Шпалерной. И то, что он шлепнул токаря из того же револьвера, являлось доказательством, что второго ствола у него не было. Да и откуда, собственно! Я ведь сам вооружил его, как Гайдар — Чечню!
Апеллировать к правам человека показалось мне неуместным. Я шагнул вперед.
— Пушку! Выкинь револьвер! — завизжал Василиваныч.
Послышался грохот, и какой-то невидимка раскрошил потолок над моей головой. «Пуля», — догадался я, понятливый, как крала. И прыгнул вперед. Этот выстрел мог быть четвертым… но мог быть и пятым, последним… а для того, чтобы поудобней перехватить в руке револьвер Гаррика, Василиванычу Понадобилось бы какое-то время. Секунда.
