Но, может быть, я смогу описать вам, мужчине, то, что женщина испытывает при оргазме. Я попытаюсь. Представьте себе лампу с регулятором яркости. Вы медленно двигаете рычажок, лампочка загорается, начинает светиться, потом еще ярче и, наконец, ослепительной молнией зажигается вся целиком. Потом, когда вы крутите колесико в другую сторону, свет тускнеет и наконец исчезает.
Кстати. Это не связано с тем, о чем я говорила, но вы мне еще будете нужны по меньшей мере год, чтобы собрать куски воедино. Я заплачу за то, чтобы быть вашей единственной пациенткой. И потом, сегодня я вам сделала еще один подарок; высыпала в унитаз мой последний флакон нембутала. Все мои пилюли. Спокойной ночи, доктор».
Пять лет спустя Гринсон выпустил книгу «Техника и практика психоанализа». В главе под названием «Что психоанализ требует от психоаналитика» мы читаем: «Часто бывает необходимо исследовать вместе с пациентом интимные подробности его сексуальной жизни или гигиены, и многих пациентов это смущает. Тогда я специально упоминаю сексуальные или враждебные чувства пациента по отношению ко мне; если представляется, что он необычно взволнован моим вмешательством, я пытаюсь показать ему тоном своего голоса — или позднее выразить это словами, — что я понимаю его трудности и сочувствую ему. Я не пытаюсь стать пациенту родной матерью, но стараюсь измерить сумму боли, которую он в состоянии вытерпеть, продолжая работать продуктивно».
Голливуд, Сансет-бульвар
3 августа 1962 года
Модельер Билли Травилла часто одевал Мэрилин. Ему она была обязана костюмами для своих лучших ролей. Между ними был короткий роман; у него остался календарь ее «обнаженных» фотографий с ее автографом: «Дорогой Билли, прошу тебя, одевай меня всегда. С любовью, Мэрилин».
В тот вечер он с удивлением увидел Мэрилин в ресторане «Ла Скала» на Сансет-бульваре, за столом в обществе Пэт Ньюкомб, Питера Лоуфорда и Роберта Кеннеди. Он поздоровался с ней, но она отвернулась, не ответив. Она была пьяна, ее помутневшие глаза смотрели в пустоту. Билли подошел ближе:
— Эй, Мэрилин! Все в порядке?
— Кто вы? — ответила она.
Огорченный, он удалился, думая, что дело не в том, что она стесняется здороваться с ним в такой компании, а на самом деле вопрос, заданный пьяным, запинающимся голосом, сквозь закрывающие глаза пряди, был обращен к ней самой. Он решил написать ей записку. Она не ответила. Мэрилин умерла следующей ночью.
В начале того августа разыгрывалась последняя партия Мэрилин с ее психоаналитиком. Остальные вышли из игры; все спасатели Монро отказались от этого неблагодарного дела: Страсберга утомили ее требования, Миллер женился на другой и готовился стать отцом, ДиМаджио грызла ревность, он хотел любой ценой снова вступить с Мэрилин в брак. Оставался один Гринсон, которого она теперь звала Роми. По утрам Мэрилин приходила к нему и ложилась на диван для полуторачасового сеанса. Ее тревожили совпадения дат, она тихо плакала. Припоминала, что ровно пять лет назад в «Докторе Хоспитал» на Ист-Энд-авеню, в Нью-Йорке, она потеряла ребенка, сделав аборт на позднем сроке после внематочной беременности. Она все время вспоминала Нью-Йорк. Влажная жара этой знойной пятницы наполняла ее тревогой. Ей хотелось разорвать завесу, кожу, историю, которая отделяла ее от нее самой.
