В Вавилоне калифорнийских киностудий, среди подмостков, декораций и прожекторов, Гринсона преследовал искусственный блеск гигантских застывших кадров и блестящих актеров, и в волшебном слове «мотор!», запускавшем каждый дубль, он искал лекарство от бездействия, на которое обрекало его кресло психоаналитика. Театр и игра на сцене навсегда остались важным измерением его жизни. Очарованный артистами, он попытается понять актерскую психологию. «Артист или артистка кино лишь тогда становится звездой, когда они признаны не только своими собратьями, но и толпой… Начинающие актеры, жаждущие славы, и звезды на закате были самыми трудными пациентами, которых мне когда-либо приходилось лечить», — пишет он в августе 1978 года, за год до смерти. В своих трудах по технике психоанализа — Гринсон написал учебник, который уже пятьдесят лет используется во всех психоаналитических школах мира, «Техника и практика психоанализа», к созданию которого он приступил, когда Мэрилин еще была его пациенткой, — он сравнивает аналитический сеанс с театральной сценой или киноэпизодом. «Странным образом аналитик становится молчаливым актером в пьесе, которую создает пациент. В действительности аналитик не играет в ней роли, он старается оставаться призрачной фигурой, необходимой для фантазий пациента. Но вместе с тем он участвует в создании этого персонажа, уточняя его контуры с помощью интроспекции, эмпатии и интуиции. Он становится некоторым образом режиссером ситуации — важным участником пьесы, не будучи в ней актером».
Ему также удавалось удовлетворять свои актерские амбиции в бесчисленных психоаналитических конференциях по всей Калифорнии. До самой Европы дошла его слава лучшего актера среди ораторов, самого речистого из речистых. Перед кафедрой, к которой он всегда шел быстрым шагом, он не обнаруживал никакого страха сцены. «С чего бы мне нервничать? Всем этим людям повезло, что они пришли меня послушать!» Его жесты были широки и свободны, он говорил взволнованно, умел посмеяться над собственными шутками. Любовью к публичным выступлениям и склонностью к созданию образа он стремился выделиться среди основной массы психоаналитиков, которые, по его мнению, страдали неким страхом сцены и, страшась быть увиденными, прятались за диваном. На светских вечеринках в Бель-Эр или Беверли Хиллз он давал настоящие бенефисы, рассказывая о сеансах лечения некоторых счастливых избранных, причем утаивал их имена достаточно формально, не заботясь о том, что о них легко догадается каждый.
