Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика | страница 165



Много времени спустя однажды вечером Дин Мартин, напившись как сапожник, обронил: «Мэрилин умерла в тридцать шесть лет. Тем лучше — ведь она не кончила, как Джун Эллисон, актриса нашей молодости, от которой теперь остался только голос в радиорекламе памперсов «Кимберли-Кларк» для стариков. Эта-то еще жива. Если можно так выразиться».

Санта-Моника,

Франклин-стрит

конец июля 1962 года

Мэрилин начала сеанс такими словами:

— Доктор, я должна вам сказать… Я нашла у Джозефа Конрада фразу, которая мне подходит и выражает то, что я вижу в себе лучше, чем множество долгих сеансов: «Мне было предначертано судьбой сохранить верность выбранному мной кошмару». Это грустно, но не слишком. Красота никогда не бывает печальной, но она причиняет боль. Не знаю почему, но я связываю красоту с жестокостью.

Потом, без перехода, она заговорила о своих отношениях с женщинами:

— Сексуальные отношения, доктор, у меня были. Это было то самое: что-то черное, жестокое. Холод, дистанция.

Она замолчала — предпочла рассматривать воспоминания внутренним взором, а не рассказывать о них.

Все женщины, с которыми она сближалась, были похожи на ее первую женщину, Наташу Лайтесс, преподавательницу драматического искусства, которая контролировала ее карьеру в 1950 году. Умные, образованные, склонные манипулировать. Она спрашивала у них, что ей делать, кем ей быть. Они не отвечали, но действовали, как невидимая рука, управляющая марионеткой.

Ей вспомнилась одна сцена. Это было в конце 1950 года у Андре де Динса, в его доме на холмах. Он поставил запись «Богемы» и стал поливать ноги Мэрилин, лежащей на пушистом шерстяном ковре, французским вином, а затем бесконечно вылизывал пальцы ее ног. Зазвонил телефон. «С тобой хочет поговорить разъяренный женский голос, — сказал ей Андре. — Думаю, это Наташа. Я ответил, что не знаю, где ты. Она обозвала меня вруном, орала, будто знает, что ты у меня». Мэрилин никогда не забудет эту сцену. Андре и она лежали бок о бок на ковре гостиной, оба преображенные, зачарованные прекрасным голосом, поющим арию «Mi chiamano Mimi». Она была растрогана музыкой до слез, но звонок телефона и враждебный голос Наташи нарушили идиллию. Когда Андре повесил трубку, он закричал, что она сделала глупость, когда сказала этой женщине, что проведет вечер у него. Мэрилин быстро оделась и ушла, полная тревоги.

— Кого она вам напоминает, эта Наташа? — спросил Гринсон.

— Не знаю. Хотя нет, знаю; вас. Только не кричите! Вас, потому что ее предки — выходцы из России, как и ваши. Она еврейка, как вы. Интеллектуалка, как вы. Примерно на пятнадцать лет старше меня, как и вы. И неудавшаяся актриса, как вы… Когда я с ней познакомилась, ее только что выгнали из студии «Колумбия», в которой она работала по контракту. Забавно, она учила меня профессии, в которой потерпела неудачу. Совсем как вы, психоаналитики, пытаетесь вылечить других от болезни, которой страдаете сами.