Со временем пространство, отделяющее Гринсона от Мэрилин, не сократилось, они в некотором роде поменялись ролями — обменялись идеалами, — и каждый перенял симптомы другого. Увлечение аналитика фильмами и собственным имиджем все усиливалось. Он избегал пациентов и профессиональных коллоквиумов и проводил все время в кулуарах «XX Сенчури Фокс». Мэрилин стала больше общаться и когда доверяла собеседнику, то находила искренние слова. Но образы стали ее пугать.
В начале недели, последовавшей за ее увольнением, Мэрилин улетела в Нью-Йорк. Она ни с кем не виделась там, кроме У. Дж. Уэзерби, с которым время от времени беседовала. Они очень сдружились. Как обычно, она пришла переодетая, с косынкой на голове, в широкой блузе, бесформенных брюках и без всякого макияжа. Журналист был не очень чувствителен к нарциссической красоте Монро и искал ту, которая пряталась в ней за маской. Его особенно интересовало нечто, не подлежащее определению, что он пытался поймать, пользуясь словом «экран» — ее образ на экране, экстатическое преломление, скрывающее глубинный страх.
Они встретились в баре на Восьмой авеню, завсегдатаями которого были когда-то. Этот бар был наполнен молчаливыми пьяницами, пришедшими, чтобы пить как можно больше из стаканов как можно большего размера. Это было не то место, где можно встретить голливудскую звезду. Они занимали места в дальнем зале, в самой тени. Столик не обслуживался. Прождав полчаса, Уэзерби подумал, что она не придет, когда услышал за спиной женский голос:
— Доллар за твои мысли!
— Ты проиграешь.
Она держала по бокалу в каждой руке. Новая бледность добавилась к старой, делая ее лицо еще более непроницаемым.
— Джин-тоник.
— Очень хорошо! Но ты уверена, что тебе здесь нравится?
— Просто обожаю этот бар! Я не привыкла к настоящим барам. Этот напоминает мне заведение в Рено, где мы так надрались. Знаешь, когда меняешь место, то и сам меняешься. В каждом из нас целый набор персонажей, у нас разная манера быть собой в разных местах. Я не одна и та же в Нью-Йорке и в Голливуде. Я разная в этом баре и на съемочной площадке. Разная со Страсбергом и с тобой. Я это вижу, когда меня интервьюируют. Вопросы диктуют тебе ответы, а от них зависит, каким ты кажешься окружающим. Вопросы часто гораздо больше говорят мне о том, кто их задает, чем мои ответы говорят ему обо мне. Большинство людей ошибается, считая, что их «я» всю жизнь остается одним и тем же, что оно полное, постоянное, завершенное. Насколько они были бы терпимее к другим, если бы признали, что тоже расщеплены на кусочки, продырявлены и переменчивы.
