Об Удаяне вообще не говорили. Ни слова.
Однажды вечером Субхаш все-таки спросил:
— Как это произошло?
Лицо отца осталось бесстрастным, словно он не слышал вопроса.
— Я думал, он вышел из партии, — не отставал Субхаш. — Отошел от этой политики. Это так?
— Я был дома, — сказал отец, словно опять не услышал вопроса.
— Когда ты был дома?
— В тот день. Это я открыл им калитку, впустил их.
— Кого впустил?
— Полицию.
Наконец-то Субхашу удалось хоть чего-то добиться, хоть какого-то объяснения, хоть какой-то информации. Правда, теперь ему стало еще хуже — из-за того, что его подозрения подтвердились.
— Почему же вы не сообщили мне, что он в опасности?
— А что бы ты сделал?
— Ну хорошо, тогда сейчас скажите мне: за что его убили?
И тут не выдержала мать, сердито сверкнула на Субхаша глазами. Ее маленькое личико по-прежнему выглядело моложаво, и в волосах все тот же прокрашенный киноварью пробор, означавший, что женщина замужем.
— Он был тебе братом, — сказала она. — Как ты можешь спрашивать о подобных вещах?
На следующее утро он пошел искать Гори, постучался в дверь ее комнаты. Она, видимо, только что вымыла волосы и теперь сушила их, распустив.
Он принес книгу, которую купил для нее по просьбе Удаяна. «Одномерный человек» Герберта Маркузе.
— Это тебе. От Удаяна. Он просил меня.
Она повертела книгу в руках, разглядывая обложку, потом открыла ее на первой странице. Ему даже показалось: она начала читать — таким безмятежно-сосредоточенным сделалось ее лицо, словно она забыла о его присутствии.
Он почувствовал себя лишним и повернулся, чтобы уйти.
— Спасибо вам, — поблагодарила она.
— Да не за что. Мне это было нетрудно.
Ему хотелось поговорить с ней, но в доме не было ни одного места, где они могли бы побеседовать наедине.
— А ты не хочешь пройтись?
— Не сейчас.
Она посторонилась, пропуская его в комнату, и указала на стул.
Он преодолел нерешительность и вошел. В комнате царил сумрак, пока Гори не растворила ставни на двух окнах. Квадратик солнечного света упал на постель ярким пятном с полосочками теней от оконных рам.
В комнате стояла низенькая кровать на тоненьких ножках. Еще там были невысокий шкаф и туалетный столик с табуреткой. На туалетном столике вместо пудрениц и гребешков — тетрадки, фломастеры, чернильницы. В комнате сильно пахло тиковой древесиной — от мебели. И Субхаш уловил аромат ее свежевымытых волос.
— А здесь светло, — сказал он.
— Это пока. Через несколько минут солнце поднимется выше и угол освещения будет хуже.
