— И она сейчас там? Я хотел бы с ней познакомиться.
— Она сейчас отдыхает. Ей сегодня нездоровится.
— Нездоровится? А врача вы вызывали?
Мать, не поднимая глаз, продолжала накладывать еду в тарелки.
— В этом нет необходимости.
— У нее что-то серьезное?
Мать наконец объяснила:
— Она ждет ребенка.
После обеда он вышел пройтись. Пошел к прудам. Пучки водяных гиацинтов торчали кое-где в низине, вода еще стояла здесь и там.
Субхаш заметил невысокий каменный столбик, которого здесь никогда не было раньше, подошел к нему. На нем значилось имя брата, а под ним годы рождения и смерти: 1945–1971.
Этот скромный мемориал установили в память о мученике политических репрессий. Вода сюда приходила и уходила, скапливалась и исчезала, и именно это место партийные товарищи Удаяна выбрали для памятника.
Субхашу вспомнилось, как однажды они с Удаяном и другими мальчишками играли в футбол на другом конце низины, и Субхаш подвернул ногу. Он сказал Удаяну, чтобы тот продолжал играть и что сам дойдет до дома. Удаян же не стал его слушать и отправился вместе с ним.
Обвив Удаяна рукой, Субхаш почти висел на нем, кое-как ковыляя и кривясь от жуткой боли в распухшей лодыжке. А Удаян посмеивался над ним, дразнил за неуклюжесть и все говорил — если бы не он, то их команда выиграла бы. Дразнил, а сам практически тащил его на себе домой.
Субхаш вернулся в дом, собирался просто немного отдохнуть, но уснул крепким сном. Проснулся он, когда было поздно, в доме уже поужинали. То есть ужин он проспал. Вентилятор не работал — ток отключили. Он нашел под матрасом фонарик, включил его и поднялся наверх.
Дверь в спальню родителей была закрыта. Он пошел на кухню, в надежде найти какие-нибудь остатки от ужина, и там увидел Гори — она сидела на полу, рядом горела зажженная свеча.
Он узнал ее сразу, по снимку, который присылал ему Удаян. Но это была уже не та раскованная девушка-студентка, которая игриво улыбалась перед фотообъективом его брата. Та фотография была черно-белая, но сейчас, даже при скудном свете одной-единственной свечи, ее чудовищная бледность сразу бросалась в глаза.
Длинные волосы были собраны сзади в низкий пучок. Она сидела опустив голову, в белом траурном сари. Худенькая, какая-то почти безжизненная. На ее лице сейчас поблескивали очки — их на той фотографии не было. Когда она подняла к нему взор, он даже через эти очки разглядел еще то, что не смогла передать фотография — невыразимую красоту ее глаз.
