Я не придал этому особого значения, хотя лесничий был явно напуган, очень странно смотрел на меня и все бормотал: «Чертовщина тут какая‑то, не иначе». Тогда меня больше заботила моя сестра. Много времени прошло, прежде чем она смогла хоть немного оправиться от увиденного. А видела она гораздо больше моего: жестокую сцену мучительной смерти самого близкого человека. Я никогда не испытывал ничего подобного и уже, верно, никогда не испытаю.
— А ты? — задала вопрос Мира дрогнувшим голосом, когда Александр умолк.
— Я? Со мной все было хорошо. Раны были тяжелыми, но я быстро оправился: через неделю был полностью здоров. Еще через пару месяцев я вдруг заметил, что жуткие шрамы, оставленные на моем теле когтями и зубами дикого зверя, бесследно исчезли. Я всегда отличался крепким здоровьем, но то, что происходило со мной в последующие месяцы и годы, было действительно странно. Меня не брала ни одна болезнь. Я не получал в тот период каких‑либо серьезных травм, но даже мелкие порезы и ссадины, заживающие в течение минут, а не дней, заставляли серьезно призадуматься. И с течением месяцев заживление начинало происходить все быстрее и быстрее. Так для меня начался непростой этап изучения собственной природы, моей новой природы. На это ушли годы.
— И к чему же ты пришел? — затаив дыхание, спросила Мира.
— Меня нельзя убить. Я неуязвим, если хочешь, — он расправил плечи и дерзко улыбнулся, будто бросая вызов самой смерти. — Меня не берет ни одно оружие: раны заживают почти мгновенно. Меня нельзя отравить — яды совершенно бессильны, меня не пьянит вино. Голод и жажда, хотя и по — прежнему мучительны, не способны меня погубить. Нет такого вируса, с которым бы мой организм не справился, и даже огромная потеря крови нестрашна.
Я бессмертен — никогда мне не будет больше двадцати одного года. Моя сестра выросла, а я не изменился. Окружающие стали считать нас ровесниками, спустя годы она больше напоминала мою мать, а потом и бабушку.
Веришь мне?
Александр спросил неожиданно, поставил вопрос ребром. Мира лишь терялась в догадках, для кого из них двоих ответ на этот вопрос важнее. Он столько лгал прежде, что и теперь все легко было списать на безумную выдумку, несусветный бред. Но Мира вдруг поняла, что неспособна это сделать.
— Верю, — девушка взяла в свои холодные влажные ладони его руку и ощутила привычный комфорт прикосновения.
— Это еще не все, — вдруг сообщил Александр. — Все‑таки я уязвим, вероятно, даже более уязвим, чем любой человек из ныне живущих. Меня может погубить то, что не причинит вреда никому другому.
