— Из-за Исствана Пять, — они хотели знать? Ладно. Он скажет им. Он выскажет им все, что накипело у него на душе. Гальба остановился и повернулся к легионерам.
— Что с ним? — спросил Кхи'дем. — Все мы пережили собственные трагедии.
— Потому что вы бросили нашего примарха.
— Феррус Манус ринулся в самое сердце безумия, — ответил Кхи'дем. — Мы с тем же успехом сами можем сказать, что это он бросил нас.
— Он заставил Гора отступить. Тогда он мог закончить войну.
Кхи'дем медленно покачал головой.
— Он угодил прямиком в ловушку. Все мы в нее попались. Он просто забрался чуть глубже в ее сети и тем самым сделал отступление еще тяжелее.
— Вместе, трем легионам хватило бы сил, — продолжал стоять на своем Гальба.
— Если бы Манус остался, — сказал Птеро, в его голосе чувствовалась не злость, но грусть и, как ни удивительно, мягкость, — думаешь, мы бы отбили зону высадки у четырех свежих армий?
Гальба хотел ответить утвердительно. Хотел настоять, что победа была возможной.
— Три легиона против восьми, — сказал Кхи'дем прежде, чем Гальба успел ответить. — И эти три оказались между молотом и наковальней. Иного исхода просто не могло быть. Единственное бесчестие было в самом акте предательства.
Логика Кхи'дема была неумолимой. Но одной ее было недостаточно. Злость, что окисляла кровь Гальбы, злость, которую разделял каждый воин Железных Рук, была столь необъятной, как трагедия, постигшая Империум. Рана была слишком глубокой, слишком тяжелой, чтобы вылечить ее озвучиванием реальности. Факты, которые предоставлял Кхи'дем, лишь все усугубляли. Ярость схлестывалась со сводящим с ума бессилием, разрасталась и находила новые цели. Гальба знал, что Кхи'дем прав. Гвардия Ворона и Саламандры также были окровавлены в первых фазах сражения. Они поступили верно, отправившись в зону высадки за подкреплениями. Но Феррус Манус обрушился на Гора всей своей мощью. Больнее всего становилось при мысли, что с поддержкой двух других легионов удар мог бы оказаться достаточно сильным, чтобы сокрушить планы Магистра Войны. И, кроме вопросов тактики, кроме вопросов стратегии, был еще вопрос принципа: Железные Руки бросили клич своим братским легионам, и те отказали им в помощи. После поражения и гибели примарха как они могли смотреть на их уход как не на очередное предательство?
Только одно удерживало Гальбу от того, чтобы броситься на стоявших перед ним воинов. Это было осознание еще одной причины своей злости: ненависть к самому себе. Железные Руки потерпели поражение, и за это им не будет прощения. Он столкнулись с самым важным испытанием за всю историю своего легиона и провалили его. Избавиться от слабости? Гальба желал предать свою плоть забвению, заменить ее механической безотказностью и кулаками раздавить черепа всех предателей. Он осознавал свое желание, его тщетность и природу. Он понимал, что смотрел на мир через призму направленного на самого себя гнева. Поэтому Гальба не доверял своим порывам. Он заставил подождать себя один удар сердца, прежде чем ответить. Заставил себя
