отправляться въ Гатчину; по субботамъ бывалъ парадъ, Гатчинскій вахтъ - парадъ, следовательно не шутка. Старшій великій князь былъ командиромъ втораго батальона, младшій третьяго, вечеромъ они возвращались въ Петербургъ. Въ Гатчине Алексаидръ слушалъ жестокую команду, суровыя слова, непріятные казарменные жесты и размахиванья; а вечеромъ, возвратясь въ Петербургъ, попадалъ въ салонъ Екатерины, въ те залы Зимняго Дворца, которыя назывались Эрмитажемъ, уединеніемъ, и где императрица проводила вечера въ избранномъ обществе; здесь шли толки о самыхъ важныхъ политическихъ предметахъ, велись самыя остроумныя беседы, шутились самыя изящныя шутки, смотрелись самыя отборны я французскія пьесы, a грешныя дела и чувства облекались въ самыя опрятныя прикрытія.
Вращаясь между двумя столь непохожими дворами, Александръ долженъ былъ жить на два ума, держать две парадныя физіономіи, кроме ежедневнойдомашней. Какая школа для выработки на тянутости, осторожности, скрытности, неискренности и какъ мало она была похожа на школу Лагарпа и Муравьева...
Со смертью Екатерины кончилась двухсмысленная жизнь; она заменилась однообразными, но очень суровыми тревогами; эти тревоги происходили изъ старинныхъ отношеній отца къ сыну; отецъ рано сталъ питать недоверіе къ сыну, рано отъ него оторванному; сынъ сталъ рано питать некоторое недоверіе къ отцу. Оба они были неправы и оба не были виноваты. Съ воцареніемъ Павла, Александръ назначенъ былъ на постъ военнаго губернатора въ Петербурге и команднромъ расположенныхъ въ округе войскъ; онъ долженъ былъ испытывать ежедневныя тревоги, трепетать вместе съ обществомъ нередъ новыми замыслами государя. Эти тревоги среди которыхъ завязалась популярность великаго князя, надолго набросила тень на его настроеніе. Надо признаться, что Александръ шелъ къ престолу не особенно гладкой и ровной дорогой; съ пеленокъ надъ нимъ перепробовали немало мудренныхъ и причудливыхъ воспитательныхъ экспериментовъ ; его не во время оторвали отъ матери для опытовъ разной естественной педагогіи; ни въ бабушкиномъ салоне, ни на отцовскомъ вахтпараде, ни въ Лагарповской аудиторіи его не выучили какъ следуетъ родному языку; современники свидетельствуютъ, что Александръ до конца жизни не могъ вести по русски разговора о какомъ нибудь сложномъ предмете. Такъ воспитывался великій князь и съ такимъ запасомъ понятій, чувствъ и наблюденій онъ вступилъ на престолъ. Давно уже у него сложился политическій идеалъ, который онъ высказывалъ въ беседе съ редкими людьми, къ которымъ относился откровенно; къ числу ихъ принадлежалъ молодой образованный полякъ
