— Он когда на войне погиб? — спросил Гажулла.
— Да в самом конце уже почти, под Варшавой…
«Мучается баба без счастья, — решил про себя Гажулла. — У меня, может, его тоже не шибко было. Но нам, мужикам, без него еще туда-сюда. А вот бабам без счастья нельзя».
— Ты вот что, ты о смерти брось думать, — пробовал утешить он ее. — Ты о жизни думай. Живые должны думать о живых.
Отсутствие Самсонова беспокоило его все больше. «А что если он что-нибудь нарочно сморозит — опять плуг зацепит или еще что… От такого всего ожидать можно», — думал он. Но когда Самсонов, прогрохотав трактором мимо вагончика, появился на стану, он и виду не показал.
— С трактором что-нибудь? Или опять камень? — только и спросил он.
— Нет, — ответил Самсонов. — С трактором все в порядке. Я ухожу из бригады.
— Почему?
— Так.
— Та-ак, — протянул Гажулла. — Моя хата с краю, что ли?
— Почему же, — ответил Самсонов. — Сколько мог, работал, а теперь не вижу смысла. Мне больше других не надо.
— Ну, а земля, — спросил Гажулла. — Как будет с землей?
— Об этом пусть у кого другого голова болит. А я себе не враг.
— Та-ак, — снова протянул Гажулла. — А мы, выходит, враги себе… что всю жизнь на ней… Ну, ладно. Только ты вот что, ты помни: будешь проситься в бригаду другой раз, мы тогда тоже подумаем. О многом подумаем!
— Ладно, запомню, — сказал Самсонов и стал собирать свои вещи. — Переночую, а завтра уйду.
И снова, как утром, вслед за ним пугливо поднялась Валька.
— А ты куда? — закричал на нее Гажулла. — У тебя своих глаз нету? Все по подсказке?!
Валька, не оглядываясь, пошла в темноту.
— И-эх, Матвеевич, — укоризненно сказала Марфа, лицо ее, готовое к слезам, перекосилось. — Буровишь невесть что! Себя пожалел бы, старый… Расписываться они собрались, свадьба у них скоро.
— У кого, у Вальки?
— У нее! У кого же еще?
— Вот это новость, — он помолчал. — Быстро это у них. Хотя чего же, — ядовито добавил он, — умеют!
В этот вечер он не пошел спать: присвечивая себе фонариком, сменил лемеха, побросав старые на меже, — Марфа темной тенью против света смотрела на него, не смея подойти. Ветер проносил мимо перекати-поле, сорил и нес соломой по пашне. «Не простудиться бы», — подумал Гажулла. Пошел дождь. Сначала отдельные капли дрожали на стекле, потом их стало больше. Дождь пошел гуще, чаще, зачавкала грязь…
Доехав до конца поля, Гажулла остановил трактор, но в вагончик не пошел. Слышать, как спит рядом Самсонов сном человека со спокойной совестью, он не хотел и остался тут же, в скирде соломы.
