— Ну ладно, Аришечка. Быстренько поднимайся.
Бабушка погладила по голове большой рукой.
Арина на этот раз не стала уклоняться, потому что рука была тёплой и уже знакомой — совсем бабушкиной. Она пахла чем-то вкусным.
— Если ты хочешь говорить, как моя мама, тогда говори так: «Улыбочку! Быстренько поднимайся, дочуля!»
— Куды ж мне деваться. Стало быть, начну говорить, как мамка твоя говорила. Быстренько подымайся, дочечка… Я слушаться тебя буду. А ты будешь слушаться меня, ладно?
— Ладно, бабушка.
После того, как бандит Мишаня непонятно как умудрился сломать бабушке её съёмные зубы, старушка обиделась, а обидевшись, _ отошла и купила в ближайшем продовольственном ларьке маленькую бутылку водки, удалилась за ларёк, села на траву, налила полстакана и выпила без закуски. И тут как из-под земли выскочил и пристроился напротив старухи сам Тумбалеле. Старуха без очков плохо разглядела его, заметила только, что он сильно космат и на человека почти не похож — напоминает толстого козла, который расселся на земле, вывалив большое брюхо на свои ляжки и протянув ноги вперёд.
Однако рожек никаких на его голове не было заметно, ничем плохим он не вонял, а наоборот — от него пахло каким-то резким одеколоном. Старушка подумала, что у бедолаги нет денег и он выпил вместо водки одеколону. Некоторые мужики в деревнях раньше, когда водку запрещали продавать, так и делали, их называли «одеколонщиками». Она пожалела этого городского одеколонщика и хотела сказать ему: «Хочешь, налью? У меня есть!» — но тот опередил её и молвил первым:
— Правильно. Я выпил «Тройной одеколон». А если водки нальёшь, отнюдь не откажусь.
Старуха вытащила бутылочку из сумки и отлила в стакан ровно половину. Незваный гость этот стакан ловко перехватил из её руки и мигом запрокинул в свой широкий рот. Затем вернул посуду, и тогда старуха вылила туда остатки и тоже выпила. Какой это был ужас, товарищи! Аринина бабушка, которая когда-то в Деревне сама пахала свой огород, доила свою корову, жила своим домом во глубине России, теперь сидела на газоне за ларьком, словно бездомная бродяжка, и пила водку из одного стакана с самим Тумбалеле!
— Неважно тебе живётся, старушка? — бодрым голосом спрашивал он.
— Неважно, касатик, — согласилась она.
— Будет ещё хуже! — пообещал он.
— Куда же хуже? — подивилась она. — Вон, почти семьдесят лет прожила на свете, а приехала в Город — и первый раз в жизни по зубам схлопотала.
— Это ещё что! Нищенкой станешь, побираться будешь.
