Арина | страница 2
— Бабушка, у тебя глаза голубые. А у меня аж синие. Почему?
— Потому что я твоя родная бабушка. Когда-то глаза мои тоже были синими. Теперь от старости они поголубели. Давно на белом свете живу. Всё смотрю и смотрю на него, вот они и выцвели.
— Ладно, будем теперь вместе жить, — согласилась Арина. — А мама пусть едет в Будапешт. У неё глаза карие, она сама говорила. Почему?
— Потому, что у её отца, твоего дедушки, они тоже были карие.
— Мама потом вернётся и заберёт меня отсюда. А пока будем вместе с тобой жить.
— Ну и славно. Договорились, — сказала бабушка.
И она улыбнулась. Глаза её вместе с лицом сразу стали знакомыми, как голубое небо вверху, которое смотрело на Арину и её маму. Они тогда вместе шли домой из детского сада, держась за руки. В этом небе лежали белые, как вата, тоже давно знакомые облака. Они лежали животами вниз и сверху смотрели на Арину и её маму.
— Теперь, Ариша, вставай и одевайся. Будем завтракать. Ты, небось, кушать хочешь.
— Мама говорит: «Улыбочку! Быстренько поднимайся, дочуля». А «будем завтракать» не говорит.
— Это почему же? — удивилась бабушка.
— Потому что завтракать надо в садике.
— А что там дают на завтрак?
— Манную кашу на тарелке. Масло сверху плавает.
— Ишь ты, вкусно, небось…
— Я кашу не очень люблю, а Ноздрин Алёшка любит. Я ему кашу и масло в его тарелку ложкой передвигаю, чтобы нянечка не видела. А то заругает.
— Чего же кашу не любить? — удивилась бабушка.
— Потому что всё время манная каша да манная каша! Представляешь, какой кошмар? Я её Алёшке Ноздрину откидываю. А потом над откинутой тарелкой руку поднимаю, — рассказывала Арина.
— Руку-то зачем подымать? — снова удивилась бабушка.
— Тогда нянечка мою тарелку заберёт и принесёт мне самое первое какао.
— А какаву-то любишь?
— И кисель, и компот, и кофе с молоком.
— Ишшо чего любишь покушать?
— Ничего больше не люблю, бабушка. — И Арина вздохнула. — Только ещё борщ. И котлетки. И сок апельсиновый. И пирожные. И мороженое! А больше ничего-ничего не люблю.
— Ну и то слава Богу! — сказала бабушка и засмеялась.
И всё её лицо задвигалось. Лоб и брови бабушкины подпрыгнули вверх, щёки поехали в разные стороны, стали мягкими и затряслись. Рот открылся, и стало видно, что там розово и гладко, как у сливы, — совсем нет зубов. Но и такой — сливовый-беззубовый — рот бабушкин был симпатичным. Наверное, с таким ртом бабушка никогда не кусается. У Бабы-яги, видела Арина в книжке с картинками, торчат во рту огромные зубы. Вот она-то кусается! Но я всегда сумею убежать от этой Бабы-яги! Я быстро бегаю. Она никогда меня не поймает.