— Вамъ свѣтъ не мѣшаетъ? — спросилъ онъ отрывисто, — если нѣтъ, мнѣ пріятно было бы почитать. Никто изъ насъ разговаривать не желаетъ, а для меня очень интересно спокойно почитать съ часокъ.
— Пожалуйста не стѣсняйтесь, мнѣ совершенно все равно.
Это неправда; тщетно старается Джильяна возвратиться къ прерваннымъ размышленіямъ, лично ей огонь не мѣшаетъ, голова ея въ тѣни. Свѣтъ падаетъ только на книгу да на пальцы Бернета, переворачивающіе страницы; его фраза: «Никто изъ васъ разговаривать не желаетъ», неотвязно преслѣдуетъ ее:- какъ онъ смѣлъ это сказать? Вскорѣ ее начинаетъ мучить любопытство, ей смертельно хочется узнать, что читаетъ ея спутникъ; она понемногу придвигается и заглядываетъ черезъ его плечо, — оказывается статья о греческой антологіи. Проходятъ нѣсколько минуть. Она прочла полторы страницы и забыла мятель, отца, Бернета, себя, глаза ея такъ и бѣгаютъ по строчкамъ; но посреди какой-то особенно заманчивой фразы неумолимая рука переворачиваетъ страницу…
— Что вы сказали? — спрашиваетъ Бернетъ, вскинувъ на нее глава.
— Ни-и-чего, — бормочетъ она, — я только кашлянула.
Добрались, наконецъ, путники и до желѣзнодорожной станціи, гдѣ надо ждать прихода ночного поѣзда; оказывается, что ни горничной, ни вещей еще нѣтъ. Поѣздъ приходитъ, и Бернетъ проситъ Джильяну садиться поскорѣй въ вагонъ; тщетно протестуетъ она, увѣряя, что не поѣдетъ безъ горничной; но попрежнему побѣда остается за нимъ, благодаря его спокойной настойчивости. Наступаетъ вторая половина ненавистнаго tête-à-tête; теперь ей легче только въ томъ отношеніи, что они могутъ сидѣть дальше другъ отъ друга. Погода стояла еще ужаснѣе. Съ той сторона, гдѣ усѣлась Джильяна, спущено окно; Бернетъ подходитъ и, безъ дальнихъ разговоровъ, хочетъ поднять его. Она, въ сущности, очень довольна, но какой-то безсмысленный капризъ заставляетъ ее воскликнуть.
— Пожалуйста не поднимайте.
— Не поднимать, — вы не шутите?
— Конечно, не шучу, я люблю воздухъ.
— Такъ наслаждайтесь имъ на здоровье;- съ этимъ онъ возвращается въ свой уголъ и надѣваетъ пальто.
Минутъ черезъ пять раскаяніе овладѣваетъ Джильяной: ледяной вѣтеръ такъ и обдаетъ ей лицо, въ ея жилахъ нѣтъ ни капли незастывшей крови. Искоса посматриваетъ она на своего врага, который, опустивъ голову на грудь и надвинувъ шляпу на глаза, какъ будто спитъ глубокимъ сномъ, — и осторожно пробуетъ поднять злополучное окно. Окоченѣвшія руки отказываются ей служить, окно не подается. Она перемѣняетъ мѣсто, вѣтеръ съ изморозью и тутъ настигаетъ ее, она садится спиной къ локомотиву — все тщетно, вагонъ превратился въ ледникъ. Она снова взглядываетъ на сосѣда — спитъ себѣ какъ младенецъ. На глазахъ ея навертываются слезы и тутъ-то, наконецъ, раздается его голосъ!
