— И только?
— Только. Страшно?
— Нисколько.
— А знаете, насчет словарей что мы говорили и перед тем насчет одиночества, — ни при одном чтении я так не ощущаю великолепие своего одиночества, как при чтении словаря: вселенная для меня одного.
— Вполне понимаю. Только тот, кто знает цену одиночества, поймет это.
— А как мало таких.
— Редко, как все ценное.
— Как же не редко, когда люди не только не ценят одиночества, они платят за то, чтобы не быть одним. Все наши «увеселительные заведения», да даже театр, для большинства — не что иное, как плата за выход из одиночества: играйте мне, пойте мне, танцуйте мне.
— Своего рода чесание пяток?
— Ну да.
— Зато когда кто понимает…
— Ценно, как все редкое. Вы знаете стихи:
О мука! О любовь! О искушенья!
Я головы пред вами не склонил.
Но есть соблазн, соблазн уединенья.
Его никто еще не победил.
— Чье это!
— Не скажу.
— Почему?
— Вы ее не любите.
— Кого?
— Автора.
— Поэтесса?
— Да.
— Ах, так это Зинаида Гиппиус.
— Не знаю.
— Удивительно, как люди не хотят признавать друг друга способными на беспристрастие. В какой хотите добродетели — сколько хотите очков вперед, в беспристрастии — никогда: самый близко знакомый в подозрении.
— Ну хорошо. Нравятся стихи?
— Прекрасны.
— Зинаиды Гиппиус.
— Я так и знал.
— Ну послушайте! Это уж маленькое преувеличение. У древних греков «я узнал» значило то же самое, что «я знаю», у них для этого было даже особое прошедшее время — аорист, но сказать «я так и знал» про то, чего раньше не знал, и сказать только потому, что только что про это узнал, это уж…
— Нисколько не преувеличение. Вы, субъективист знаменитый, должны бы знать, что такое точка зрения.
— Отлично знаю.
— Значит, не отлично, если не допускаете, что можно сказать «я знал» про то, что только что узнал.
— Не понимаю.
— Это лишь точка зрения: передвижение точки зрения во времени… Что вы на меня уставились?
— Да, кажется, теперь вы заговорили парадоксами.
— А вам стало страшно?
— О, мне от слов страшно не бывает. А точки зрения? Да чем чаще они меняются, тем интереснее. Вы знаете, кто-то сказал: «Дайте мне любую доктрину, и я берусь ее доказать».
— Да, и посмотрите теперь с нашей «точки зрения» — только не временной, а пространственной, — посмотрите, как хорош Троицкий мост.
— Правда, даже ужасный Троицкий мост… Бедный Петербург! Его краса гаснет, как луч багряного заката.
— А что же вы, например, не поднимаете голоса иногда? Вхожи, приняты, бываете, а что из того?
— Кто вам говорит, что не говорю? Раз даже писал. По поводу гауптвахты на Синявинской площади…
