— Не ждите меня, Мокран. Я останусь здесь до вечера.
Я не обратил внимания на его слова и побежал, а он перевернулся на спину и стал смотреть в небо, по которому стремительно неслись к югу черные тучи.
Акли уже распорядился навьючить животных; послали за женщинами: надо было немедленно отправляться в путь, потому что надвигалась гроза. О нашем возвращении у меня не осталось никаких воспоминаний.
Ночью я не мог уснуть. Над долинами плыли темные облака. В воздухе чувствовалась тяжесть. Я трижды вставал и выходил на балкон, чтобы прогуляться — девять метров в одну сторону, девять — в другую. Трижды Аази спрашивала, что со мною, и трижды я цедил сквозь зубы: «Ничего». Около двух часов ночи из конца в конец горы стали проноситься то глухие, продолжительные раскаты, то сухой грохот, словно кто-то колотил по листам железа. Молнии на мгновение освещали комнату, а вслед за тем она погружалась в еще более густую тьму. Бешеный ветер набрасывался на окна, свистел в щелях дверей. То тут, то там слышался треск черепиц на крыше. Я вышел, чтобы затворить ставни. У-у-у, гудел ветер, рассекаемый острыми створками. Потом он затих. По крыше дробно застучали крупные градины, оттуда они соскакивали на землю или на балкон. Хляби небесные разверзлись, и в сточных желобах загромыхали потоки проливного дождя. Ливень длился по меньшей мере полчаса, затем, словно по мановению волшебной палочки, и дождь и ветер прекратились, тучи как бы застыли в небесной высоте.
Я не мог ни уснуть, ни выйти наружу, а потому взял с туалетного столика письмо Идира, хотя и прочел его уже два раза. Но глаза мои скользили по строкам, ни на чем не задерживаясь. Ровное дыхание Аази вносило определенный ритм в тяжелую тишину, которая пришла на смену буйству стихии. Аази неподвижно лежала рядом со мной. Веки ее с длинными черными ресницами были сомкнуты, но черты лица странно исказились, словно и во сне она не находила покоя.
Вскоре возвратился домой Менаш, и это весьма кстати развлекло меня. Он только что пришел с реки и изо всех сил стучал тростью в ворота, потому что снова начали падать крупные капли дождя. Я впустил его. Он промок до нитки, так как большую часть пути прошел под ливнем. «Здравствуй», — буркнул он и, понурив голову, отправился спать. На другой день он не встал, а к вечеру температура у него подскочила до сорока. Он кашлял и поминутно вытирал слезящиеся глаза. Аази навестила его в тот же вечер, а когда увидела, в каком он состоянии, больше уже не отходила от него. Наши женщины привыкли к тому, что она со всем управляется одна, и не мешали ей, но теперь я угадывал самые ее сокровенные мысли и хорошо видел, что она хлопочет о больном с каким-то неестественным рвением и чем-то очень взбудоражена.
