Избранное | страница 4
«Третьим определяющим событием» в жизни Маммери явилась Алжирская национально-освободительная война, начавшаяся на рассвете 1 ноября 1954 года выстрелами в горах Ореса.
«Освободительная война стала для меня своего рода завершением и преображением всего, что я до тех пор видел, ибо она открывала народу дорогу в то, что называется так просто: жизнь».
…Мы познакомились вскоре после того, как алжирцы добыли свою зарю из толщи колониальной ночи, завоевали свободу, жизнь. Пришел час эйфории, романтического оптимизма, когда, кажется, нет ничего невозможного, потому что земля — наша, небо — наше, море — наше, будущее — наше; одно счастливое будущее, на всех поровну. Потом выяснится, что и на своей земле, под своим флагом жить трудно, что поровну не получается, что будущее не торопится и что оно не совсем такое, каким грезилось в партизанских отрядах, в гротах Ореса и Кабилии. Но пока люди радостно и дружно шагали по широкой тропе, через перевал, очищенный от завалов.
Встречи, встречи, встречи. Тех, кто воевал в горах или городах, тех, кто собирал деньги на революцию на заводах в парижских предместьях и теперь поспешил домой, тех, кого победа уберегла от гильотины в тюрьме Барберус, тех, кто уцелел под руинами университетской библиотеки, взорванной оасовцами[4]-фашистами…
Мулуд Маммери вернулся из Марокко, куда был вынужден уехать на третьем году освободительной войны. И вот теперь мы встречались с ним на митингах, на которых первый президент демократического Алжира, переходя то с арабского на французский, то с французского на арабский (был когда-то капралом во французской армии), воспламенял толпы, зовя их — уже! — к социализму. Встречались в редакциях газет, которым не хватало полос для лавины новостей, в университетских аудиториях и коридорах, где его плотно осаждали возбужденные студенты, в возникшем из небытия Национальном театре, в маленьких кафе на улице, названной именем героя революции Дидуша Мурада, где за каждым столиком митинговали. Мулуда знали, казалось, все в этом огромном, шумном, очнувшемся к жизни городе. Люди, знавшие его ближе, чем я, сказали, что он работает над начатым еще в Марокко романом. Это будет первый роман алжирца об алжирской войне. Сейчас писатель бережно собирал рассказы, воспоминания, легенды о войне, в которых сливались нежная любовь к вновь обретенной ценой великой крови родине, скорбь о павших в бою, головокружение от непривычной свободы, презрение к слабым духом, не выдержавшим испытаний, ненависть к карателям, сжигавшим деревни в горах Кабилии, к фашистам из ОАС, которые так и не смирились с утратой «французского» Алжира…