— Учтите, мистер Мэссон, это местная лошадь, с мыса, она понимает только голландский.
— Но я не говорю по-голландски, — ответил Мэссон, озабоченно нахмурившись.
— И тут вам повезло, — сказал Виллмер. — «Стоп» на обоих языках звучит одинаково.
Он усмехнулся, резко пришпорил лошадь и поскакал вперед. Мэссон поспешил за ним.
Когда оба всадника добрались до окраины города, им встретился ряд густо высаженных деревьев с толстыми ветками, покрытыми белыми цветами.
— Brabejum stellatifolium! — воскликнул Мэссон. — Я таких больших еще никогда не видел! Но зачем их посадили так много? Я думал, дикий миндаль ядовит.
— Да, это именно он. Ян ван Рибек, основатель Кейптауна, высадил эту живую изгородь более ста лет назад, когда колония только заселялась, чтобы держать на расстоянии готтентотов.
— Готтентотов? — переспросил Мэссон.
— Туземцев, мистер Мэссон. Если у нас и есть переизбыток чего-то в этой части света, то как раз туземцев, — сухо объяснил Виллмер. — Нам уже почти удалось их отогнать от нашего порога, но наш бесконечно мудрый губернатор распорядился, чтобы мы не забирали в рабство ни одного из них.
— Но я в городе видел рабов, — растерянно произнес Мэссон.
Он отчетливо помнил босоногих людей, которые шли за паланкинами и повозками. На них были шкуры, жемчуга, а в руках — примитивные инструменты.
— Кроме рабов, которых поймали португальские торговцы или привезли из дальних восточных колоний Компании, все они — свободные люди, мистер Мэссон, абсолютно все. — Хитрая улыбка промелькнула на его лице, он добавил: — Собственно, можно сказать, что их любовь к табаку и гашишу — это почти те же кандалы. И речь здесь идет не о рабстве, которое всем известно. К этому нужно приспособиться, не так ли?
— Вы не боитесь, что они могут восстать? — поинтересовался Фрэнсис.
— Знаете, как они нас называют? — спросил Виллмер.
Мэссон лишь покачал головой, и тогда голландец продолжил:
— «Умлунгу». Это белая пена, которая остается после того, как волна ударит о берег. В их глазах мы даже не «умунту», «мужчины». К нашему счастью, здесь племен почти столько же, сколько стран в Европе: хой, хой-хой, хой-сан и хоса. И точно так же, как и мы, они слишком заняты ссорами друг с другом, чтобы еще уделять немного внимания пене, которая выплескивается на пляж. По крайней мере, до тех пор, пока так есть, они для нас останутся просто племенами готтентотов.
— Значит, живая изгородь удерживает их на расстоянии? — спросил Мэссон.
