— Мне семьдесят девять, — с явным удовольствием объявляет он.
— Быть не может, — говорю я.
— О да! — самодовольно отвечает он. — Фасад еще хорош, но само здание уже рушится.
Похожая на мужчину женщина, которой на вид где-то под семьдесят, развешивает на нейлоновой веревке постиранное белье.
— Это Тереза, моя сожительница, — говорит Людовик.
Он не предпринимает никаких попыток пригласить меня в дом, равно как и не отвлекает Терезу от ее работы, чтобы познакомить нас.
— У нас по кухне бегают мыши, — говорю я. — Я боюсь, что это может быть опасно для здоровья. Для здоровья ребенка. Я хочу знать, что делать.
— Вам нужно использовать яд, — советует он.
— О, насчет этого я не уверена. Не люблю яды.
Людовик пожимает плечами и исчезает в доме, оставив меня стоять на своем забетонированном дворе и глазеть, как работает Тереза. Через несколько минут он возвращается с четырьмя маленькими деревянными мышеловками.
— Возьмите это и пользуйтесь столько, сколько нужно.
— Спасибо, вы очень добры.
— Не за что. Мы же соседи.
Я еду обратно вверх по склону. Зимняя палитра состоит исключительно из черных и серых красок: темная почва, мертвый лес, холодный камень. Голые виноградные лозы похожи на скрюченные и иссушенные руки мертвецов, тянущиеся из земли. Настроение у меня довольно унылое, вполне под стать этому ландшафту.
Прежде чем идти спать, я щедро заряжаю мышеловки сыром и беконом и размещаю их в стратегически важных точках по всей кухне.
Первое, что я вижу на следующее утро, — это геккон, который выглядывает из-за кухонной полки. Пауки напряженно трудились всю ночь, восстанавливая свои сети. На всех поверхностях лежит новый слой гипсовой крошки и новые россыпи мышиного помета. Даже черная плесень тоже начала заползать обратно.
Все четыре мои мышеловки сработали, приманка в них пропала. Но виновники всего этого скрылись.
Март
В долину идет весна. В персиковых садах по берегам реки Эг я заметила на темных веточках тугие бутоны цветов. Они напоминают слезы, исподволь просочившиеся из-под опущенных ресниц.
— А теперь на секундочку послушай меня, дорогая. Я хочу, чтобы ты взяла для меня одного из этих сирот.
— Мама, о чем ты говоришь?
— О, ну ты знаешь: одного из этих китайских сирот. Я видела документальный фильм про них. Я думаю, что должна усыновить одного. Я дам ему хороший старт в жизни.
Я останавливаю себя, чтобы не спросить о том, одинока ли моя мать или нет — у меня просто нет времени заботиться еще и о ней.
