Речан не мог не посмеяться этой болтовне; он слушал своего никогда не теряющегося приказчика и одобрительно качал головой. А тот между тем открывал ключом штору на входной двери, но, прежде чем толкнуть ее вверх, снова повернулся к народу, и, стоя на ступеньках, произнес еще одну речь:
— Геть, милостивые пани и все добрые люди, вы бы нас с мештерком очень огорчили, если бы не пришли! Мы с мештерком здесь со всеми в дружбе, каждого, кто нам камрад, ублаготворим, ведь ради хорошего покупателя мы себя не пожалеем… доедем хоть до самого Кечкемета… Не волнуйтесь, милостивые пани, сегодня у нас такое мясцо, что, когда вы начнете его жарить, даже в Будапеште будут крутить носами… — (Снова послышалось громкое хихиканье). — И если бы не господа таможенники, — Волент повысил голос, чтобы самому не прыснуть со смеху, — так завтра здесь у нас к обеду сбежалась бы половина Будапешта… Ха-ха, да что там половина, все бы примчались, голову даю на отсечение… А наверху… — он уже сам начал смеяться… — а наверху в Альпах тирольцы пусть себе дерут глотку йодлями! Ха-ха, когда мы с мештерком примемся за дело, всех в два счета отпустим по домам, не сомневайтесь, сейчас вы все увидите, что пришли в лучшую лавку Паланка! Кто желает хорошего мяса, тот идет к Речану, а кому все равно… — Тут он сделал многозначительную паузу и пропел: Дин-дон, на холме стояла…
Смех свидетельствовал о возрастающем волнении ожидающих, женщины смеялись высокими голосами, кое-кто — с надрывом.
Солнечные лучи осветили вторую половину лавки, так как и вторая штора взлетела с грохотом наверх, где быстро и гладко свернулась в ролик.
Здесь всегда солнышко! — мелькнуло у Речана перед тем, как он открывал двери. Он и сам не знал, почему вздохнул, увидев солнечные зайчики. Им уже овладевала лихорадка, как и всякий раз в субботу перед открытием. Да, солнышко здесь было всегда — ведь лавка стояла на солнечной стороне, но оно никогда не заливало все помещение, потому что лучи его проникали внутрь через небольшое стекло витрины и глубокий, но узкий проем двери. Он сам знал, что в светлом помещении люди чувствуют себя лучше. Сейчас, конечно, их сюда зазывать не надо, они сами рвутся, но, как утверждал и Волент, скоро все изменится, и люди снова будут выбирать себе и мясника и лавку. Волент прав, думал он, у него верное чутье, такого ему, Речану, никогда еще не доводилось наблюдать. Волент и в торговле был незаменим, и Речан часто задавал себе вопрос, как долго тот останется у него. Ведь такой ловкий человек в один прекрасный день решит стать самостоятельным, а Речану этого, конечно, не хотелось — потому как с таким помощником он чувствовал себя словно у Христа за пазухой. И потому старался угодить ему во всем.
