— Поддерживаю и одобряю такое решение, — вздохнула Китаева. — Как и весь римский народ.
Вообще, придя в себя после обморока, Вера Максимовна немного успокоилась. Возможно, что она и вняла предостережениям Кленского насчет Зининой свирепости. Она словно сломалась. Смирилась и начала принимать новую реальность.
Теперь вместе с Кленским Вера Максимовна лишь покорно наблюдала творящиеся безобразия.
Весь день, увитые гирляндами маков, вакханки носились по лугам и полям.
С высоты холма, где, как на завалинке, сидел Кленский — рядом с ним лежала охапка полевых цветов, — ему хорошо был виден этот забег.
За вакханками, в которых теперь лишь смутно угадывались Зина, Валя и Наташа, неслись невероятными, полными напряжения скачками студенты-сатиры.
— Сатиры — образ непостоянства! — комментировал Кленский.
— Это заметно, — устало присаживаясь рядом с Владиславом Сергеевичем, согласилась Вера Максимовна.
— Собственно, никаких серьезных занятий у сатиров нет: пляшут, бегают за нимфами — вот и вся работа. Отдыхают, играя на флейте.
За Сашей, Тарасом и Вениамином с некоторым отставанием, подскакивая, несся Миха.
— Бог полей и лесов, покровитель стад, — снова прокомментировал Кленский, наклоняясь к Вере Максимовне. — Фавн!
— Вот как? Ну, вы знаток…
И Вера Максимовна помахала листиком лопуха, разгоняя густые винные пары, исходившие от ее собеседника.
— Откуда вы все это знаете? — поинтересовалась она.
— Я одинокий человек… — вздохнул Кленский. — Искусство! «Искусства сладкий леденец» — вот все, что мне осталось! Мое последнее прибежище… Долгими зимними вечерами я наслаждаюсь, листая…
— Понятно.
— Что? Что вам понятно?
— Вы были моей последней опорой, — укоризненно произнесла она. — А оказались заурядным сорвавшимся алкоголиком.
— Вы меня оскорбляете…
— Интересно, сколько у них там, в Корыстове, еще осталось этих пакетов?
— Мно-о-о-го! — Разговаривая с Китаевой, Кленский одновременно с ловкостью, неожиданно обнаружившейся у него, сплетал гирлянду из ромашек, маков и васильков. Охапка собранных цветов, лежащая возле его ног, все уменьшалась.
Наконец он закончил свой труд и набросил гирлянду на плечи.
— Батюшки… — ахнула Китаева. — Как вам идет-то, миленький вы мой!
— Однако я вынужден вас покинуть. — Владислав Сергеевич галантно раскланялся и, увитый цветочной гирляндой, игривым легким шагом удалился в сторону леса.
— Безумие какое-то… — вздохнула Вера Максимовна ему вслед и снова мрачно уставилась на бег вакханок и «этих козлов», как она в отличие от Кленского называла фавна и сатиров.
