По правде говоря, я и похож-то больше на водопроводчика, чем на психиатра. Во мне шесть футов один дюйм, у меня темные вьющиеся волосы, длинное узкое лицо с выражением постоянной отрешенности, которое присуще всем водопроводчикам.
Если бы я занялся психоанализом, то, наверное, пациенты проводили бы большую часть времени ожидая, когда же я вытащу свои инструменты, чтобы силой поставить их голову на место. Мой стиль всегда был ближе к ванне, чем к кровати, если вы понимаете, куда я клоню.
Я был женат. Это длилось недолго, хотя по-своему она была даже ничего. Ее звали Джейн и ей хотелось иметь очень аккуратный домик в пригороде, телевизор и остальное в том же духе, хотя мне ничего такого совсем не хотелось и не хочется. Мы молча просидели вместе три года, уставившись на обои на стене, а потому она вернулась домой в Дулут. Похоже, надо очень постараться, чтобы жениться на девушке из Дулута.
Как бы то ни было, в данный момент я занимался водопроводным бизнесом в Коннектикуте, со мной был Шелли, а дополнительно при этом я занимался официанткой из ресторана "Кэтл Ярд", что вниз по дороге Дэнбери. Не могу сказать, что я сильно в этом преуспел, - мы добрались лишь до расстегивания пуговиц на кофточке. Жизнь была нормальной, не слишком тяжелой и, по-моему, я справлялся.
Я подъехал к окраине Нью-Милфорда. Это был немного сонливый, маленький городок на Хьюсатонике, с несколькими десятками живописных домиков в колониальном стиле и главной улицей с зеленым парком и эстрадной сценой. Я припарковался неподалеку от Нью-Милфордского банка и выключил двигатель. Шелли, до сего момента спавший, пригревшись и мурлыча, потянулся и зевнул.
Я вынул банку с водой из кармана и проверил, не течет ли она. Может, это было из-за темноты, но вода выглядела темнее, чем раньше. Я отвернул крышку и потянул носом. В этот самый момент Шелли застыл, затем ощетинился и издал такое шипение, при этом плюясь так, что волосы у меня самого встали дыбом. Он выгнулся таким образом, что почти сложился вдвое, а хвост его вытянулся и распушился. Глаза кота расширились, выражая ненависть, смешанную со страхом.
- Шелли, ради Бога... - начал я.
Кот оставался на месте, рыча и царапая когтями обивку сидения. Я двинулся к нему, но он только начал плеваться сильнее и замяукал тем самым дурным голосом, который заставляет людей вскакивать посреди ночи и швыряться из окна своим левым ботинком.
Я навернул на банку жестяную крышку. Тут же шерсть кота опустилась и он начал расслабляться. Он смотрел на меня подозрительно, с таким видом, какой умеют делать кошки, чтобы заставить человека почувствовать вину за то огорчение и дискомфорт, которые пришлось им пережить.
